Дом Бофортов: Семья бастардов, захватившая корону - Натен Амин

пожалования. Чтобы компенсировать это, Уэстморленд женил Ричарда на Алисе Монтегю, единственной наследнице Томаса, 4-го графа Солсбери, с условием, что после смерти Солсбери Ричард унаследует графство по праву жены, что и произошло в 1428 году.

Другие сыновья Уэстморленда Бофорты-Невиллы также были щедро обеспечены, используя все преимущества своей королевской крови; Роберт был подготовлен к церковной карьере и стал епископом Солсбери в 1427 году, а Уильям был женат на леди Джоанне Фоконберг и в 1429 году получил баронство ее отца в качестве своего собственного. Джордж Невилл получил земли своего дяди Джона Невилла, барона Латимера, а Эдвард был посвящен в рыцари и со временем стал бароном Бергавенни по праву жены, как и некоторые из его старших братьев.

Дочери графа не остались без внимания: Екатерина и Элеонора были выданы замуж за наследников Моубреев и Перси соответственно, а Анна была замужем за наследником Стаффордов Хамфри, впоследствии ставшим герцогом Бекингемом и одним из богатейших людей Англии середины XV века. Младшая дочь, Сесилия, была обручена с тринадцатилетним подопечным своего отца Ричардом Йорком, и именно этот последний брачный союз, помог впоследствии обеспечить наследство Невиллов.

Смерть Ральфа Невилла пришлась как нельзя некстати для епископа Бофорта, которому требовались влиятельные союзники в его обострившейся ссоре с Глостером. 29 октября соперничество усилилось, когда Глостер обвинил канцлера в намерении захватить юного короля в Элтэмском дворце и править вместо него, возможно, даже намереваясь узурпировать место мальчика на троне. Это было серьезное обвинение, и как только герцог оповестил мэра и олдерменов Лондона о своих подозрениях, от имени Глостера были немедленно собраны войска. В ответ епископ, возможно, демонстрируя поведение, более характерное для рыцаря, чем для служителя церкви, должным образом приказал своим людям, "среди которых было множество рыцарей и оруженосцев, а также огромное количество лучников"[358], забаррикадировать южную часть Лондонского моста. Когда с обоих сторон моста появились солдаты, в городе началась паника: многие закрывали свои лавки и искали укрытия в страхе перед предстоящей битвой.

Генри Чичеле, архиепископ Кентерберийский, прибыл на место и попытался разрядить обстановку, проехав между двумя лагерями восемь раз, прежде чем герцог и епископ согласились отвести свои войска. Прелата сопровождал принц Педру Португальский, в то время гость английского двора, который, будучи кузеном Глостера и племянником Бофорта, был подходящим выбором для посредничества.

Однако вопрос был далеко не решен, да и не мог быть решен после того, как епископ прибег к вооруженному противостоянию с Глостером, который, несмотря на свое сомнительное поведение, оставался протектором Англии и политически верховным правителем. Это был прямой вызов власти герцога, и Генри не выказал никаких признаков сожаления. На следующий день разгневанный канцлер написал брату Глостера Бедфорду, умоляя последнего вмешаться:

Высокородный и могущественный принц, и мой благороднейший лорд, я приветствую Вас со всем моим усердием. И поскольку Вы желаете благополучия королю, нашему государю, и его королевствам Англии и Франции, то и мы надеемся на Ваш приезд. Ибо, если Вы промедлите, то у Вас здесь такой брат, что дай Бог, чтобы он был хорошим человеком. Ибо Ваша милость знает, что выгода Франции зависит от благополучия Англии.

Написано в великой спешке в День Всех Святых.

Вашим верным слугой на всю мою жизнь.

Генри Уинчестер[359].

Это письмо необычно и многое говорит о душевном состоянии епископа. Он явно был в хороших отношениях с Бедфордом и мудро апеллировал к желанию герцога обеспечить хорошее управление в Англии и Франции, напоминая регенту, что без порядка в Англии ланкастерская Франция непременно падет. Генри не пытался скрыть своего отвращения к поведению Глостера, возможно, зная, что его адресат разделяет подобное мнение о своенравном герцоге. Епископ отметил, что писал письмо в большой спешке, и его гнев вполне ощутим. Он умолял Бедфорда вмешаться, пока не стало слишком поздно, и явно был не в ладах с Глостером. Бедфорд осознал всю серьезность ситуации и 20 декабря 1425 года вернулся в Англию, чтобы лично прервать бурное пребывание Глостера на посту протектора.

18 февраля 1426 года в Лестере собрался Парламент, и Бедфорд был полон решимости положить конец ожесточенной вражде между братом и дядей. Он открыто упрекнул многих присутствующих лордов, весьма грубо напомнив им, что они все еще находятся в состоянии войны с арманьякской Францией и не нуждаются во внутренних конфликтах. Подобные разногласия не принесли никому пользы. Бедфорд назначил комиссию для разрешения спора между Глостером и Генри Бофортом, в которую вошел брат епископа, герцог Эксетер. Обоим конфликтующим была предоставлена возможность изложить свои претензии.

У Глостера было много претензий к епископу, в том числе он возмущался тем, что его не пустили в Тауэр, и опасался, что его дядя замышляет захватить короля, и установить контроль над страной. Кроме того, Хамфри обвинил епископа Бофорта в попытке убийства тогдашнего принца Генриха в 1412 году, а затем в попытке убедить того же принца узурпировать трон его отца, Генриха IV.

Епископ, естественно, отверг эти обвинения. Он утверждал, что Тауэр был справедливо закрыт из-за подстрекательских законопроектов, которые были расклеены по Лондону, и этот приказ был полностью поддержан Советом. Он даже обвинил Глостера в том, что тот, прибыв в Тауэр, был "по-злому доволен" и действовал в "манере отпетых негодяев". Генри также твердо заявил, что "никогда не собирался накладывать руку на персону короля и управлять за него" из Элтема, а забаррикадировал Лондонский мост только для собственного "спокойствия и защиты". Чтобы не было никаких сомнений, он подтвердил свою прежнюю преданность королям Генриху IV и V и яростно отверг любые обвинения в том, что он замышлял какое-либо убийство или узурпацию. Это был решительный и хорошо продуманный ответ на порочащие обвинения Глостера[360].

В ответ комиссия заставила обоих конфликтующих родственников поставить свои имена под документом, обязующим их поддерживать мир и "никогда впредь не предпринимать никаких дел, не вызывать недовольства и не завидовать, что один из них выше другого". Однако епископа, к его большому разочарованию, также заставили принести извинения своему племяннику:

Милорд Глостер, я считаю своим великим долгом, уведомить Вас, что полученные Вами различные донесения о том что я злоумышляю против Вас, являются ложными.

Сир, я беру Бога в свидетели, что какие бы донесения ни были сделаны Вам обо мне, в том числе и теми, кто питал ко мне сильные пристрастия, Бог знает, я никогда не замышлял ничего такого, что могло бы нанести ущерб Вашей личности, чести или имуществу[361].

Возможно, он был оправдан в каких-либо значительных проступках, но тот факт, что Генри пришлось извиняться перед Глостером, был