Искусство и космотехника - Юк Хуэй

этой абсолютной очевидности, которой не существует и никогда не будет существовать, может привести к состоянию бреда и сумасшествия, стать причиной замешательства. Покуда научно-технический прогресс не увидит себя в зеркале и не откажется от фантазий о том, что ему суждено покорить мироздание, он может способствовать лишь еще большей мистификации. Спутники, вращающиеся вокруг Земли, еще не являются этими зеркалами, поскольку они дают возможность увидеть Землю целиком только на расстоянии. Доступный им вид преумножает желание видеть, он стремится превратить Землю в кибернетическую систему, словно это, в соответствии с гипотезой Геи, поможет нам справиться с глобальной экологической катастрофой.

§ 17. Статус машинного интеллекта сегодня

Во введении я говорил о необходимости определить статус машин сегодня. Без понимания этих машин мы не сможем прийти ни к чему, кроме расплывчатой критики политической экономии или политической экологии, основанной на классических оппозициях техники и природы, органического и неорганического, человека и бога. Дело в том, что мы имеем дело уже не с механизмами XIX века, такими как паровой двигатель, а с техническими системами, становящимися органическими. Это становление органическим и рефлективным основано на концепциях обратной связи и информации, на фундаменте, заложенном Норбертом Винером еще в 1948 году. Мы теперь живем уже в эпоху не повторяющейся механической воспроизводимости, а скорее в эпоху рекурсивной цифровой воспроизводимости. Она принимает совершенно иную форму, которая все больше напоминает органический способ воспроизводства у растений и животных, но с гораздо большей способностью к мутациям и большей скоростью протекания этих мутаций.

Какова роль искусства в эту эпоху органических машин? Хайдеггер, который действительно с неподдельным интересом следил за кибернетикой, в своем докладе 1967 года «Исток искусства и предназначение мысли» предложил ответ на футуризм, основанный на кибернетике. Искусство должно определить свое место в онаученном мире, открыть то, что от науки сокрыто. Господство науки с XVII века было обусловлено главным образом не присущей ей формой знания, а триумфом научного метода, к разработке которого приложили руку, среди прочих, Кеплер, Галилей и Ньютон. В XX веке уже кибернетика восторжествовала как еще один научный метод. Хайдеггер подготовил доклад «Исток искусства…» в тот же год, когда дал свое знаменитое интервью изданию Der Spiegel, озаглавленное Nur ein Gott kann uns retten («Только бог может еще нас спасти»), и уже в этом докладе, констатировав господство кибернетики, он предложил искусству искать свой исток путем переразмещения. Хайдеггер гораздо трезвее большинства философов противостоял кибернетике именно потому, что пытался понять как значимость кибернетики, так и ее пределы:

Итак, все процессы, упорядочиваясь во всех этих движениях взад-вперед, совершаются как известное круговое движение. Поэтому основной чертой мира, набрасываемого в духе кибернетики, признается упорядочиваемый круг, круг регулирования. На нем основывается и возможность саморегулирования, автоматизация динамических систем. В мире, представляемом кибернетически, исчезает различие между машинами-автоматами и живыми, одушевленными существами[392].

Действительно, сам Винер утверждал, что можно создать кибернетическую машину, которая проживает, если пользоваться понятиями Бергсона, биологическое, творческое и необратимое время. Триумф кибернетического метода, по-видимому, уничтожил бинарное мышление, противопоставляющее витализм механицизму, но вместе с тем, ввиду своего механоорганицизма, кибернетический метод бросил вызов дуалистическому философскому мышлению в целом. Как указывает сам Хайдеггер, согласно кибернетике, человек и мир понимаются как единство, поддерживаемое петлями обратной связи. Однако эти петли обратной связи также создают замкнутый мир входа и выхода, спроса и предложения, реализуемый посредством индустриального мира и внутри него. Такой мир, основанный на редукционистской кибернетике, обречен быть закрытым.

Самый широкий такой круг объемлет взаимосопряженность человека и мира. Что же правит внутри замкнутости такого объема? Связи человека с миром, а также вся общественная экзистенция человека замкнуты в округу, где господствует кибернетическая логика.

Та же самая замкнутость, то есть пленность, и в футурологии. <…> Итак, оказывается: индустриальное общество существует на основе замкнутости вовнутрь своей же собственно поделки[393].

Хотя сегодня термин «кибернетика» редко встречается в языке информатики и компьютерных наук, он придает свою ауру искусственному интеллекту, полностью основанному на парадигме, которую определила кибернетика[394]. Вопрос Хайдеггера остается актуальным для нас и сегодня, когда кибернетика призвана свести организм к машине, а жизнь к расчету. Для Хайдеггера искать исток искусства – значит находить в греческой мысли другое начало (или ее опыт Бытия) под стать сегодняшнему индустриально-технологическому миру. Это другое начало, однако, не самоочевидно и требует переразмещения и отхода от уже избранного первого начала, чтобы переосмыслить будущее через прошлое и прошлое через будущее.

Этот поиск другого начала мышления отвергает петлю положительной обратной связи прогресса и открывает путь к мышлению за пределами редукционистской кибернетики. Это подготовка к формированию местности (Ortschaft). Хайдеггер называет это размещением (Erörterung), в смысле определения места, к которому человек принадлежит. Мы должны выйти за пределы чистой рациональности науки, поскольку она пока еще недостаточно рациональна. Следовательно, речь идет не об отрицании или отказе от рациональности, а об интеграции науки и техники в такой способ мышления, который не создает препятствий для открытий и изобретений, но в то же время обеспечивает новую рамку для современной технонауки.

Но сначала следует задать вопрос: каково значение искусственного интеллекта для искусства сегодня? Искусственный интеллект, в той мере, в какой он является искусственным, подвержен мутациям, то есть несет в себе возможность отклонения от всех норм. Что касается интеллекта, то мы не можем сказать, что это такое, поскольку любое определение, как ни парадоксально, стремится ограничить сам интеллект. Если мы будем понимать его в таком ключе, то будущее останется для нас открытым как формально, так и онтологически.

С той печальной точки зрения на техническое развитие, которой мы придерживаемся сегодня, возможности техники предстают строго определенными и узкими. Например, идеология трансгуманизма не приемлет представлений и пониманий техники, невыгодных новому социальному классу улучшенных людей или неустанному капиталистическому завоеванию постоянных резервов. Это современное видение не признает срочную необходимость в техноразнообразии – его интересует лишь разнообразие, обещанное свободным рынком, и основанное на гомогенном технологизме, иными словами, на Gestell. Сторонники свободного рынка являются представителями термодинамической идеологии, которая заявляет о своей приверженности разнообразию, но только в рамках конкретной системы, в которой рынок оказывается легитимным. Я хочу исследовать вопрос о том, как дискурс о многообразии художественного опыта может внести свой вклад в разработку мышления за пределами Gestell.

Современные кибернетические машины несут в себе новую эпистемологию и новую форму организации, которые все в большей степени детерминируют социальные, политические и экономические структуры. Машины незаметно освобождаются от механистического детерминизма и свободно