Советская ведомственность - Коллектив авторов

Гэри Первого подраздела характеризовался в целом хорошими жилищными условиями и чистыми, хорошо спланированными улицами: он включал деловой квартал и был населен главным образом предпринимателями, руководителями производства и квалифицированными металлургами. Гэри Южной стороны имел скверное качество жилья и страдал от перенаселения и антисанитарии: у него была плохая репутация, а население преимущественно состояло из неквалифицированных рабочих-иммигрантов[649].

Позднее Южную сторону заселили чернокожие работники, и классово-национальный ландшафт города окончательно оформился в виде расовой сегрегации[650]. На другой промышленной площадке US Steel, близ Дулута, был в 1913–1922 годах выстроен образцовый company town Морган-Парк (опять-таки названный в честь одного из руководителей корпорации), где в комфортабельных домах из бетона проживали около пятисот квалифицированных рабочих, инженеров и администраторов. Но эта тщательно спроектированная идиллия даже в период своего расцвета касалась лишь четверти работников завода, сплошь белых[651]. Остальные обитали в куда менее благоустроенных поселках Гэри (названном, как и рассмотренный выше город, в честь одного из основателей US Steel) и Нью-Дулут по другую сторону промышленной площадки. Чернокожие рабочие из этих поселков избегали Морган-Парка, где сталкивались с расистскими нападками[652]. Еще ярче социально-этническое разделение проявляло себя в горнодобывающих поселениях США. К примеру, в городке с говорящим названием Боксит Мексиканский и Африканский поселки, размещавшиеся дальше всего от промышленной площадки, были застроены одинаковыми деревянными одноэтажными домиками площадью около 49 кв. м, рассчитанными на две семьи или на восемь холостых рабочих. Белые рабочие проживали в более качественных трехкомнатных домах с кухней и земельным участком, а инженерно-административная элита занимала просторные четырехкомнатные бунгало[653]. И в других американских промышленных городах появлялись свои Мексиканские и Африканские поселки, Черные низины (Black Bottom), Рубероидные поселки…

Обладая жесткой внутренней структурой, нисходящей от инженерских бунгало в центре до крытых рубероидом домишек на периферии, индустриальное поселение одновременно сохраняло черты анклава, было противопоставлено окружающему миру, как тщательно спланированное и организованное пространство – хаосу. При всем внутреннем иерархизме «колония» как единое целое противостояла окружающему пространству, где размещались резервы дешевой, малоквалифицированной рабочей силы, стремившиеся пробиться в центр индустриального микрокосма. Обитателей периферии притягивал company town, и уже упомянутый Дж. Ю. Ричи с восторгом говорил о толпах выходцев из села, жаждущих попасть на работу в Бессбрук, так как «мягкий деспотизм отеческого правления подходит им»[654]. Но индустриальное поселение оставалось эксклюзивным и принимало не всех. На его периферии постоянно сохранялся жилищный дефицит.

Эксклюзивность промышленных городов означала, что подобные поселения не могли справиться с задачами расселения. Поэтому с межвоенного периода правительства стран Запада начали на разных уровнях осуществлять программы социального жилищного строительства. После Первой мировой войны социальный и экономический кризис обусловил появление новых подходов к градостроению, предполагавших создание многоэтажных, многоквартирных домов с централизованной инфраструктурой. Подобные проекты воплощались по большей части в социальном жилье эры Интербеллума, строившемся усилиями правительств или муниципалитетов в Германии[655], Австрии[656], Франции[657] и других странах, так что «трудно было найти страну без собственной программы социального жилья»[658]. Разрушения и массовые перемещения населения после Второй мировой войны привели к росту востребованности многоэтажных блоков, что нашло отражение в академической градостроительной мысли, хотя отдельный (detached) дом оставался наиболее популярным видом расселения[659]. В Великобритании, например, на протяжении 1930‑х годов государственный сектор ежегодно вводил в два-три раза меньше новых домов, чем частный; в 1946–1957 годах ситуация изменилась, и в эти годы государственное строительство доминировало[660]. Даже в США, где вера в созидательную мощь частного девелопмента была незыблемо прочной, в послевоенный период был предпринят ряд попыток расселения неблагополучных районов с помощью многоэтажных блоков[661]. Однако подобные блоки оставались социальным жильем для малоимущих, которое в значительной мере населяли безработные. В общественном мнении многоэтажки ассоциировались с неблагополучием, бедностью, преступностью. Скоро саму архитектуру высотного жилья начали обвинять в том, что она провоцирует социальные проблемы. Яркой иллюстрацией такого отношения к многоэтажному жилью является случай жилого комплекса Прюитт-Айгоу, выстроенного в 1955 году в американском Сент-Луисе[662].

Ил. 6. Сент-Луис. Жилой массив Прюитт-Айгоу, 1960‑е годы. Источник: Геологическая служба США

Доминирующим, предпочтительным, желательным типом расселения в городах США оставалось частное жилье из отдельно стоящих домов (detached houses), а это, в свою очередь, требовало все более интенсивной автомобилизации и субурбанизации. Company towns, будучи анклавами стабильности и благополучия, не предполагали высотной застройки и не были ориентированы на решение проблем расселения безработных и городских низов. Так, хотя в Гэри в 1968–1975 годах было снесено около трех тысяч трущобных зданий[663], эпоха высотного строительства в этом городе так и не началась. Угрозой для корпоративного города оставались не трущобы и внутреннее расслоение, а дегенерация градообразующего производства, которая мгновенно обесценивала все достоинства индустриального citta del lavoro.

Ил. 7. Сьюэлл. Панорама города и рудника, 1924 год. Источник: https://www.museorancagua.gob.cl/cartelera/exhibicion-temporal-las-fotografias-de-sewell-y-sus-fotografos

Сад за стеной: индустриальный город в модернизирующихся странах

Противоречия модели корпоративного города, сложившейся в Западной Европе и США, обострялись после перенесения ее в условия стран периферии капитализма, а в колониях развитие городов и вовсе оказалось связано с наиболее суровой сегрегацией. Дж. Абу-Луход говорила в данной связи о «городском апартеиде», Ф. Фанон – об антагонизме «города колонистов» и «города туземцев»[664]. Сопутствовавшее колониализму этнополитическое разделение усиливалось иерархизмом индустриально-ведомственного поселения, поскольку высший слой этого поселения, слой инженеров и квалифицированных рабочих, формировали европейцы или американцы. Производственную и этнокультурную иерархию дополняла иерархия социально-хозяйственная, поскольку в слабо урбанизированных экономиках Латинской Америки, Африки, Азии промышленная колония открыто противостояла сельскому пространству. Поэтому индустриальное поселение в колониальном пространстве немедленно вызывало к жизни двойника:

Существовали «формальный» и «неформальный» город, первый – спроектированный и построенный компанией и остающийся в ее заботе и под ее управлением, второй – выросший рядом с «формальным» городом и, вопреки желанию компании, созданный и выстроенный мигрантами, рабочими и иными жителями, привлеченными новым городом. «Формальный» город, кроме того, делился на жестко иерархические и сегрегированные зоны, тогда как город «неформальный» являл собой амальгаму стилей, культур и социальных групп. С течением времени противоречие внутри и между этими пространствами – «формальным» и «неформальным», легальным и незаконным, упорядоченно-дисциплинированным и хаотично-оживленным, богатым и бедным, современным и гибридным, контролируемо-репрессивным и анархически спонтанным – стало определять облик подобных company towns[665].

Таким образом, индустриально-ведомственное поселение являлось одновременно пространством сегрегации и пространством привилегии. Один из видных