Моя бесстрашная героиня - Владимир Абрамович Цесис

тому времени, когда медики покинули палату Марины, максимальная доза морфина была увеличена вдвое. Тем не менее она продолжала страдать от болей. В 9 часов вечера я вынужден был оставить Марину из-за неотложных дел дома. Никогда не переставая быть заботливой, она настоятельно просила меня позвонить, как только я приеду домой. Через три четверти часа, как только я переступил порог комнаты, памятуя свое обещание, я позвонил в больницу. Моя жена подняла трубку. Если в начале разговора она говорила вполне разумно, то потом вдруг стала путаться, и в ее словах и фразах утратилась всякая логика. Я понял, что, по чистой случайности, именно во время нашего разговора концентрация морфина в ее крови превысила терапевтический уровень и произвела на нее усыпляющий эффект. В последующие несколько минут она говорила совершенно невнятно и наконец замолчала совсем. Мне было нетрудно сообразить, что в конечном счёте, несмотря на научный подход в контролировании дозы морфина, произошла передозировка этого препарата, и я звонил ей снова и снова, на этот раз уже на мобильный телефон, но ответа не было. Было ясно, что Марина полностью отключилась. Смерть от передозировки морфина – обычная вещь в наши дни. Так как морфин в больших дозах угнетает дыхание, то я живо представил себе возможность того, что в итоге доза морфина могла быть ошибочно увеличена до такой степени, что дыхание Марины может остановиться в любой момент, и тогда смерть неизбежна. Другой возможностью, которую рисовало мое теперь воспаленное воображение, было то, что с Мариной мог случиться инсульт. Дрожащими руками я набрал номер поста медсестер, и, к счастью, дозвонился до медсестры. Она выслушала мои опасения и пообещала перезвонить после того, как она проверит, в каком состоянии находится Марина. Это обещание она сдержала и через 10 минут перезвонила, сообщив, что, хотя показатели состояния ее организма были удовлетворительными, но она находится в таком глубоком сне, что ей не удалось ее разбудить. По этой причине она вызвала дежурного врача, и он сейчас проверяет состояние Марины. Медсестра пообещала перезвонить и сообщить мне о результатах. Я очень волновался, что из-за передозировки морфина Марина может перестать дышать в любую минуту, и почувствовал облегчение, только когда зазвонил телефон. На этот раз это был дежурный врач. Он сообщил, что «как ни сложно в это поверить», у Марины передозировка морфина. Я спросил его, не дал ли он ей Naloxone, антагонист морфина, который в таких случаях, несомненно, помогает разрешить проблему, и он ответил, что он планирует введение этого препарата. Перед тем как положить трубку, я высказал дежурному врачу свои опасения по поводу того, чем чревата для моей жены передозировка морфина, на что он ответил мне, что медсестра будет заходить к ней каждые 10 минут и перезвонит мне через полчаса, чтобы сообщить о ее состоянии. Я терпеливо ждал звонка, но прошло 45 минут, а никто так и не позвонил. Страшно нервничая по поводу того, как Марина отреагирует на обещанную инъекцию препарата Naloxone, я позвонил Марине, надеясь, что она уже пришла в сознание. Не получив ответа, я снова перезвонил медсестре. Когда она, наконец-то, взяла трубку, оказалось, что она понятия не имеет, в каком состоянии находится вверенная ей пациентка. Медсестра вежливо извинилась и пообещала вскоре перезвонить. Увы, прошло 20 минут, потом больше, но телефон молчал.

С колотящимся сердцем, не находя себе места, я побежал в гараж, завел машину и помчался в больницу. Я превышал скорость, но, к счастью, полиция меня не остановила. Доехав в больницу в рекордно короткое время и, запыхавшись, я побежал к Марине в палату. Рядом с ее дверью группа медсестер передавала смену.

– Кто из вас отвечает за мою жену из 72 палаты? – спросил я на бегу.

Очаровательная медсестра, розовые щечки которой так и напрашивались на поцелуй, подняла руку, дружелюбно улыбаясь мне.

– Вы обещали перезвонить мне, чтобы сообщить о состоянии моей жены, но так и не сделали этого. Это возмутительно! – громко сказал я, глядя на нее.

Медсестра посмотрела на меня так, словно она не понимала, о чем я говорил. Пожав плечами, словно я был музейным экспонатом, она посмотрела на коллег, ища сочувствия, вроде, вот с какой публикой ей, бедняжке, приходится работать.

Оставив их, я побежал к Марине. Она спала глубоким сном. Я потратил несколько минут, чтобы её разбудить. Наконец, проснувшись, она медленно открыла глаза, и, узнав меня, попросила стакан воды. Сделав пару глотков, она, одарив меня слабой улыбкой, тихо поздоровалась со мной.

С облегчением вздохнув, я подумал об иронии того, что произошло. Все, чего достигло сложное научное регламентирование дозировки морфина, привело ни мало, ни много к передозировке, которая могла закончиться остановкой дыхания и последующей смертью пациента, тем более что Марина находилась в палате одна и за ней не велось никакого наблюдения. Неизвестно, что могло бы случиться, если бы я не позвонил Марине, когда симптомы наркотической передозировки только начали проявляться.

На следующий день, обеспокоенный тем, что медсестра оказалась недостаточно ответственной, чтобы наблюдать за пациентом и держать меня в курсе о ее состоянии, я пожаловался старшей медсестре. Та выслушала меня, периодически кивая головой, тем самым как бы демонстрируя свой интерес к тому, что я ей говорил, а когда я закончил, пообещала разобраться. Однако, судя по ее тону, я понял, что она отнеслась к моим словам скептически и ничего после моей жалобы не последует. За много лет работы врачом мне уже давно было пора запомнить., что жаловаться на медсестру главной медсестре почти всегда бессмысленно, поскольку моя жалоба может квалифицироваться в разряде «мое слово против ее слова». В Америке служба медсестер – это независимая единица в структуре больницы под непосредственным руководством старшей медсестры. Для поддержания хорошей репутации вверенной ей крупной части структуры больницы, естественно, что ее лояльность должна принадлежать больше ее персоналу, чем тем, кто жалуется на ее подчиненных.

Сразу же после передозировки морфина дежурный врач временно отменил этот препарат с тем, чтобы возобновить его на следующий день. Однако утром боли в спине, которые мучили Марину, практически исчезли. Такие непонятные парадоксы происходят в медицине постоянно. Когда уже знакомая нам группа медиков вошла в палату Марины, я попытался рассказать им о печальных событиях прошлой ночи, но вошедшие были слишком заняты, чтобы выслушивать то, чего у них не было на повестке дня. Воспользовавшись первой же паузой в моем повествовании, врач спросил Марину, как она себя чувствует. В ответ, услышав, что она спала хорошо и сегодняшнюю боль может