Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин

раз и всегда с придыханием восторженности. Однажды, надо же такому случиться, волею судьбы он встретился с другим лейтенантом – Ставраки, от чьего выстрела пал Шмидт. То дело было ещё в Батуме, в начале 1920-х.

В основу рассказа «Мужество» Паустовским положены воспоминания сестры Шмидта – Анны Петровны Избаш, с которой Паустовский познакомился в Севастополе.

Фактически окончив работу над «Чёрным морем», 30 января 1936 года Паустовский получит из Севастополя письмо Зебельфана А. А., в котором прочтёт следующее:

«Сестра лейтенанта Шмидта – Анна Петровна Избаш просила меня Вам передать, что, в случае если Вам понадобится материал о лейтенанте Шмидте, то она Вам его предоставит.

Я заходил в редакцию “Маяк коммуны”, и мне там сообщили, что Вы уехали, и посоветовали написать в редакцию газеты “Правда”, куда я и направил это письмо.

С своей стороны, знав лейтенанта Шмидта лично и очевидец восстания “Очакова”, прошу Вас, если Вам понадобится, обращаться ко мне по поводу жизни и деятельности Шмидта»202.

Отказаться от такого предложения Паустовский просто не мог. Правки в рассказ «Мужество» приходилось вносить практически на ходу, когда повесть уже отправлялась в издательство.

К слову, Гард и Шмидт в «Чёрном море» исключительно дополняют друг друга, определяя не только читательский интерес, но и как бы олицетворяя стойкость не только перед жизненными обстоятельствами, но и самим морем. По всей видимости, Паустовскому этот литературный «тандем» был по душе.

Узнаваемость Грина в образе Гарта воодушевляла Паустовского.

15 декабря 1936 года в газете «Литературный Ленинград» опубликована статья Исайи Лежнева «Вакханалия переизданий», в которой критике подверглись Леонид Леонов, Исаак Бабель, Влади́мир Лидин, Всеволод Иванов, Константин Паустовский. На статью незамедлительно «посыпались» писательские отклики, что, несомненно, не могло не привлечь определённое внимание ГПУ – НКВД.

Когда вышла статья Лежнева, Паустовский находился в Ялте. Воздержавшись от любых публичных высказываний по поводу статьи, в которой было затронуто его имя, он всё же выразил своё отношение к ней в письме Генриху Эйхлеру от 4 января 1937 года, весьма сдержанно назвав её «неправильной», а автора – «рвачом».

«Чёрное море» на определённое время останется единственным большим произведением Паустовского как писателя-мариниста. С середины 1930-х годов Паустовским окончательно и на всю жизнь овладеет Мещёрская сторона, став его писательской мастерской на долгие годы. Мещёра подарит читателям совсем другого писателя Паустовского!

Резкая критика «Чёрного моря» не затихала даже много лет спустя.

24 ноября 1952 года В. А. Смирнов в своей рецензии на юбилейное издание «Избранного» Паустовского, куда была включена и повесть «Чёрное море», напишет:

«Во-первых, о так называемой “авторской линии” в повести, о линии – “я”. Не кажется ли, тов. Паустовский, что этого “я” в повести более чем достаточно? Не следовало ли быть “поскупей”? <…>

Во-вторых, не многовато ли облаков, запахов, дождей, пыли, сусликов? Может быть, стоило бы и тут быть чуточку “поскупей”»?203

И в то же время в этой же рецензии Смирнов, говоря о Паустовском, отмечал:

«Я бы сказал – “Левитан в современной литературе”; – превосходный новеллист, повествователь, драматург и биограф, – Паустовский, как художник слова, явно недооценён, по моему глубокому убеждению, нашей критикой. Это бросается в глаза, когда внимательно перечитываешь книги Паустовского. <…>

Романтическая поэзия Константина Паустовского – своеобразное и закономерное явление в нашей советской литературе».

26 января 1936 года Паустовский опубликовал в «Комсомольской правде» весьма пространную и очень острую статью «О детской литературе». «Выросшая» из выступления на Конференции детских писателей при ЦК ВЛКСМ, она наделала немало шума в писательской среде. Но вот парадокс, Паустовскому за неё ничего и не было, если, конечно, не брать во внимание оголтелую критику в адрес «Чёрного моря», которую на фоне всего высказанного в статье можно определить как лёгкий подзатыльник непослушному ребёнку.

Чуть позже статью перепечатает журнал «Детская литература» № 3–4 за этот же год.

«По вопросам детской литературы, – отметит Паустовский в статье, – мне трудно выступать. <…> Я чувствую себя в этой области литературы контрабандистом и перестану быть им только тогда, когда работники Наркомпроса поймут, что существует и вневозрастная литература.

<…> Очень мешает работе навязывание тем. <…> Это плодит… низкопробную халтуру и дисквалифицирует писателя… и вокруг писателей до сих пор существует армия окололитературных людей, паразитирующих на своей мнимой близости к литературе»204.

Уже в следующем году, обращая внимание исключительно на Союз писателей, Паустовский в «Литературной газете» от 30 марта 1937 года публикует новую статью под заголовком «Содружество», в которой прямо указывает на необходимость провести полную «ревизию» писательского состава.

Чтобы понять суть этой статьи, наталкивающую на глубокое размышление, приведём из неё небольшой отрывок:

«Всякое большое дело, в том числе и литература, привлекает к себе известное количество людей случайных, так называемых “жучков”, пытающихся подвести путём литературной возни твёрдую материальную базу под своё более или менее сомнительное существование.

Этот окололитературный народ очень активен, зубаст, ловок и пускает в ход все средства для достижения своих исключительно личных целей.

До тех пор, пока Союз не избавится от этих людей со всей жестокостью, какую они заслуживают, он будет тратить много сил и средств на их поддержание в ущерб настоящим писателям (особенно начинающим), людям, как водится, скромным и не лезущим вперёд».

Паустовский не был сервилистом. Статья программная, и она писалась исключительно с позиции собственного восприятия сложившейся в Союзе обстановки. Союз писателей просто не мог не обратить на неё внимание.

А время было непростое! Волна арестов среди литераторов уже давно катилась по стране в неутешительном масштабе. Так, ещё в мае 1935 года (заметим, это случилось меньше чем через год после создания Союза писателей) первому секретарю Ленинградского обкома Андрею Жданову было доложено о «контрреволюционных» проявлениях среди писателей Ленинграда, и даже были названы фамилии наиболее «засветившихся» в этом деле литераторов: Тихонова, Заболоцкого, Олейникова, Федина, Слонимского, Зощенко, Тынянова, Корнилова, Ольги Форш, которых обвиняли не только в «формализме» соцреализма, но и в «оторванности от Союза писателей». Со многими из них Паустовский был в приятельских отношениях.

В июне 1936 года «закрутился» процесс об «антисоветской» группе писателей Николая Поступальского, Павла Карабана (Шлеймана), Павла Зенкевича и Владимира Нарбута, который в октябре этого же года был арестован и, находясь в лагере, если следовать воспоминаниям Надежды Мандельштам, «…погиб с другими инвалидами на взорванной барже. Баржу взорвали, чтобы освободить лагерь от инвалидов». По другим сведениям, Владимир Нарбут, поэт-акмеист «первой» волны, был расстрелян в одном из лагерей Магадана 14 апреля 1938 года.