Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

«Центр» фон Бока были достигнуты особенно высокой ценой. Занимавший пост командующего 43-м армейским корпусом генерал Готхард Хейнрици был вынужден срочно залатывать брешь между своей пехотой и танками Гудериана, которые так быстро продвигались на восток от Минска, что уже окружали отступавшие советские армии в другом огромном котле вокруг Смоленска. Несмотря на то что им приходилось проходить до 50 километров в день, его люди где-то на 200 километров отстали от наступавших танков. Напряжение, которое им приходилось переносить, было изнуряющим. В письме жене от 11 июля он писал, что они «совершенно измотаны», а в другом письме, отправленном двумя днями ранее, – что «пекло и пыль нас просто убивают. Жара и влажность растут с каждым днем. Еда не лезет нам в горло, хочется только пить. Мы стараемся двигаться исключительно вечером и ночью. Днем становится просто невыносимо. Сегодня жара настолько сильная, что я едва в состоянии написать письмо»[557].

В штаб-квартире ОКХ Гальдер 15 июля заметил, что «противник… прилагает все усилия, чтобы удержаться на занимаемом рубеже и не дать нам возможности продвинуться дальше на восток. Русские войска сражаются, как и прежде, с величайшим ожесточением»[558]. Вдобавок ко всему крупным соединениям противника удалось ускользнуть из смоленского котла. Ситуация начинала тревожить Браухича. Это, в свою очередь, заставило Гальдера заметить, что главнокомандующий ОКХ погрузился в «тяжелую депрессию» от неожиданной силы советского сопротивления[559].

Первые признаки назревавшего разрыва между генералами на фронте и их начальниками в ОКХ появились, когда 13 июля до фон Бока дошел слух о намерении перебросить несколько его танковых дивизий для усиления групп армий «Север» и «Юг». Это встревожило фон Бока, который был страстно убежден в том, что приоритетной задачей было «полностью разгромить» силы русских вокруг Смоленска, а затем со всей бронетанковой мощью «быстро двигаться на восток до тех пор, пока я не смогу доложить, что на подступах к Москве противник более не оказывает сопротивления!»[560] Фон Боку не дано было знать, что в тот самый день Гитлер решил приостановить «рывок к Москве» и уже довел до сведения недовольного Гальдера, что «для нас важнее уничтожить живую силу противника, чем быстро продвинуться на восток»[561].

Разочарование начальника штаба сухопутных войск было столь же велико, как и его бессилие: «Постоянное вмешательство фюрера в вопросы, сущности которых он не понимает, превращается в какое-то мучение, становящееся уже невыносимым», – заметил он[562]. Доверяя подобную критику исключительно страницам своего дневника, Гальдер, конечно, способствовал тому, что произвольные решения Гитлера очень редко наталкивались на открытые возражения. Через два дня Браухич, который был не более чем рупором фюрера, сообщил фон Боку весьма неприятную новость: «После захвата Смоленска и прилегающих районов о дальнейшем продвижении танков на восток не может быть и речи»[563]. И вновь генералы не осмелились протестовать против изменчивых стратегических прихотей Гитлера.

19 июля Гитлер, как верховный главнокомандующий вооруженными силами, издал директиву № 33, согласно которой наступление группы армий «Центр» на Москву должно производиться только «силами пехотных соединений». Четыре дня спустя, 23 июля, чтобы не оставлять никаких сомнений, он подписал «дополнение к директиве № 33», в котором уточнялось, что это наступление должно начаться не раньше, чем фон Бок добьется «улучшения обстановки в районе Смоленска и на южном фланге». Тем временем группе армий «Юг» предстояло распространить район своих операций восточнее Киева в направлении Кавказа, а также овладеть Крымом, а группа армий «Север», которая, по мнению Гитлера, вот-вот возьмет Ленинград, должна была начать подготовку к отводу значительной «части сил» обратно в Германию – по-видимому, для отдыха и восстановления перед тем, как прийти на смену и усилить собой западный фронт рейха накануне возможной новой попытки вторжения в Великобританию[564]. В своем «полете фантазии», как выразился один из ближайших приближенных фюрера в ОКХ, он также приказал люфтваффе совершить воздушные налеты на Москву – пока еще не для того, чтобы сровнять советскую столицу с землей, а в качестве возмездия за бомбардировки русскими Хельсинки и Бухареста[565].

24 июля Браухич передал фон Боку распоряжение о временном выведении из-под его командования 2-й танковой группы Гудериана и 3-й танковой группы Гота для усиления соответственно группы армий «Юг» фон Рундштедта и группы армий «Север» фон Лееба. Фон Бок был в ярости от этой внезапной стратегической перемены. Используя весьма резкие выражения, он ответил, что в случае, если верховное командование собирается настаивать на своем решении, оно может вовсе освободить его от командования. «Возможно, отсюда они сделают правильный вывод о том, что я “раздосадован”, – писал он сердито в своем дневнике, – но если группу армий будут дробить на три части, то нужда в командующем отпадет сама собой»[566].

Фон Бок был не одинок. Генералы под его началом также осуждали малодушие, с которым Кейтель и Йодль соглашались быть на побегушках у Гитлера, проштамповывая любые его решения, вместо того чтобы задавать вопросы. Командующий 2-м воздушным флотом генерал Альберт Кессельринг приобрел репутацию сильного руководителя и грамотного стратега во время бомбардировочной кампании против Великобритании в 1940–1941 годах, накануне планировавшегося вторжения. Став начальником оперативного штаба люфтваффе на Восточном фронте[567], он также испытывал досаду – по одной очень простой причине, на которую Гитлер в своем стремлении наказать Москву не обратил внимания. Сочувствуя фон Боку, Кессельринг жаловался, что у него не будет никакой возможности осуществить эффективный воздушный налет на советскую столицу до тех пор, пока люфтваффе не обзаведется аэродромами, расположенными гораздо ближе к городу. Оба согласились, что такая возможность представится только после того, как две танковые группы, которые собирались вывести из подчинения фон Боку, совместными усилиями разобьют резервные формирования Красной армии, начинавшие перегруппировку между Смоленском и Москвой.

С их точки зрения, главная цель – ликвидация большевизма путем уничтожения советской столицы – оказалась под угрозой из-за каприза фюрера. После долгого разговора с Гитлером, оставившего его весьма недовольным «несправедливыми упреками» фюрера в адрес фронтовых командиров восточной армии, Гальдер заметил, что такие произвольные решения «ставят нас в зависимость от действий противника» и станут «началом конца нашей изначальной стратегии решительных и продуманных операций». Он пытался обосновать необходимость продолжать наступление на Москву, не отвлекаясь на проведение «небольших операций по окружению, которые носят чисто тактический характер», как это теперь предписывал фюрер. Его слова не возымели эффекта. «Аргументы о значении Москвы были отклонены фюрером без каких-либо серьезных доводов», – угрюмо заметил он[568]. Но на этот раз вопрос еще не был окончательно закрыт.

Бои в районе Смоленска – плацдарма для решающего наступления на Москву – начали все сильнее сказываться на состоянии немецкой пехоты. Вновь и вновь офицеры с линии фронта докладывали о «полном истощении» своих войск. Когда четыре дивизии Хейнрици наконец догнали танки Гудериана, они сразу же попали под удар мощной советской контратаки к юго-западу от Смоленска. 22 июля генерал в отчаянии написал о том, что видел, как «водители [артиллерийской] упряжки спали как убитые рядом со своими лошадьми», и об «огромном психологическом напряжении», которое испытывали солдаты перед лицом тягот, «которых не знала ни одна другая кампания». В многозначительной записи, которая предвещала худшее, он отмечал: «Никто не знает, сколько продлится эта битва. В настоящее время нет никаких признаков конца, несмотря на все одержанные нами победы… не похоже, что воля русских к сопротивлению сломлена, а народ желает избавиться от своих большевистских вождей»[569].

Усталость постепенно сказывалась на моральном состоянии войск. 27 июля – в день, когда Гитлер за ужином в «Вольфсшанце» поражал своих гостей безумными проектами того, как немецкие «вооруженные крестьяне» превратят Украину в страну, подобающую арийским героям, – один хирург, прикомандированный к мотоциклетному батальону 18-й танковой дивизии, писал о том, что личному составу подразделения приходится переносить

слишком большое психическое и нервное напряжение… под мощным обстрелом тяжелой артиллерии… Противник атаковал их… прорвался на их позиции и был отражен в рукопашной… Люди не могли сомкнуть глаз