Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе - Арчибальд Грейси

Ознакомительный фрагментсине-зелеными волнами, которые постепенно закрывали белую линию, которая тянулась к горизонту и исчезала на краю света, ближе к Ирландии и чайкам. Поверхность воды блестела и переливалась на утреннем солнце. И каждый вечер солнце садилось в море прямо у нас на глазах. Золотистая волнистая дорожка на поверхности океана постепенно исчезала, когда солнце скрывалось за горизонтом; она как будто убегала от нас быстрее, чем мы плыли, — словно солнце было клубком золотистой пряжи и нить ее исчезала слишком быстро, чтобы мы успевали за ней.

С полудня четверга до полудня пятницы мы прошли 386 миль, с пятницы до субботы 519 миль, с субботы до воскресенья 546 миль. Как сказал нам казначей, расстояние в 519 миль, пройденное во второй день, разочаровало командование. По их расчетам, мы должны были прийти в Нью-Йорк в среду утром, а не вечером во вторник, как ожидалось. Впрочем, в воскресенье мы с радостью увидели, что проделали большее расстояние, и решили, что все же успеем в Нью-Йорк вечером во вторник. Казначей заметил: «В первом рейсе скорость не увеличивают, не собираются идти быстрее; не думаю, что мы пройдем больше 546 миль; неплохой ежедневный пробег для первого рейса». Мы заговорили о пройденном расстоянии за обедом; помню, что затем беседа перешла на скорость и конструкцию трансатлантических лайнеров с точки зрения удобства движения. Все, кому довелось много раз пересекать Атлантику, единодушно утверждали, что «Титаник» — самый удобный корабль, на котором им приходилось плыть; они предпочитали скорость, с какой мы шли, более быстроходным судам, потому что на тех вибрация ощущалась сильнее. Кроме того, более быстроходные суда двигаются по волнам зигзагом, а не прямо вперед, качаясь вперед-назад, как «Титаник». Затем я привлек внимание сидевших за нашим столом к тому, как «Титаник» кренится на левый борт (это я заметил раньше). Поскольку мы сидели за столом главного казначея, мы без труда видели в иллюминаторы линию горизонта.

Вскоре всем стало очевидно, что корабль кренится на левый борт, так как линия горизонта и море по левому борту были видны почти все время, а по правому борту — только небо. Казначей заметил: возможно, по правому борту загружено больше угля. Несомненно, так бывает на всех судах — все они немного кренятся; но ввиду того, что «Титаник» получил повреждения именно по правому борту, перед тем как затонуть, он так сильно накренился на левый борт, что между бортом корабля и спускаемыми шлюпками образовался большой зазор, который дамам приходилось перепрыгивать или преодолевать, сидя на специально положенных стульях. Вот почему крен, замеченный нами ранее, может представлять дополнительный интерес.

Вернусь ненадолго к движению «Титаника». Я очень любил стоять на шлюпочной палубе, часто забиваясь в проем между шлюпками № 13 и 15 по правому борту (две шлюпки, запомнить которые у меня есть все основания, ибо первая благополучно доставила меня на «Карпатию», а вторая, как мне казалось какое-то время, могла рухнуть на головы мне и остальным пассажирам шлюпки № 13, потому что ее спускали следом за нами, а мы не могли освободить заклинившие тали) и наблюдать за движением корабля по волнам как бы в двух плоскостях. Во-первых, я смотрел, как ритмично поднимается и опускается швартовочный мостик, — с него был спущен лаглинь, который тянулся за нами в кильватере, — и наблюдал за ритмичностью подъемов и спусков. Я даже засекал среднее время, за которое корабль поднимался и опускался, но цифр не помню. Во-вторых, я следил за бортовой качкой, наблюдая за ограждением левого борта и сравнивая его положение с линией горизонта. Конечно, многое можно объяснить тем, что по пути в Нью-Йорк мы пересекали Гольфстрим, который простирается от Мексиканского залива до Европы; но куда больше меня занимала такая же ритмичная бортовая качка. Во время моих наблюдений я впервые обратил внимание на левый крен. Глядя вниз с кормы шлюпочной палубы или палубы В на палубу третьего класса, я часто замечал, что пассажиры третьего класса развлекались вовсю. Их любимой игрой были сопровождаемые громкими криками прыжки через скакалку, как правило парами; прыгали обычно под руководством одного шотландца-волынщика. Иногда он наигрывал что-то, по словам Гилберта «напоминающее воздух». Обычно он стоял в стороне от всех, на возвышении на корме, над «игровым полем». Казалось, что волынщик, мужчина двадцати — двадцати пяти лет, хорошо одетый, всегда в перчатках, холеный, выглядит там не на месте. Кроме того, он не радовался вместе со своими спутниками. Часто наблюдая за ним, я предположил, что он потерпел какую-то неудачу на родине, может быть, разорился, и денег у него осталось, как говорится, лишь на билет третьего класса до Америки. Как бы там ни было, он не выглядел ни достаточно решительным, ни достаточно счастливым. Кроме того, я обратил внимание на одну супружескую пару, привлекшую мое любопытство. Муж ехал в третьем классе, а жене купил билет во второй. Каждый день он поднимался по лестнице, которая вела с палубы третьего класса на палубу второго класса, и они с женой с нежностью разговаривали, стоя по разные стороны разделявшей их невысокой перегородки. Мужа я впоследствии не видел, но мне показалось, что его жена была на «Карпатии». Виделись ли они в ночь воскресенья? Весьма сомнительно; вначале его не пустили бы на палубу второго класса, а если бы и пустили, шансы увидеть жену в темноте, в толпе, были весьма ничтожными. Из всех, кто так радостно играл на палубе третьего класса, я после узнал совсем немногих на «Карпатии».

Возвращаюсь к воскресенью, дню, когда «Титаник» столкнулся с айсбергом. Наверное, было бы интересно передать события того дня в подробностях, чтобы сравнить оценки ситуации разными пассажирами перед самым столкновением. Утром главный казначей вел службу в салоне; поднявшись после обеда на палубу, мы обнаружили, что сильно похолодало. Из-за холода немногие решились остаться на пронизывающем ветру — искусственном, созданном главным образом, если не исключительно, быстрым перемещением огромного корабля в холодном воздухе. Я мог судить, что в то время не было ветра, так как ранее, в Квинстауне, заметил примерно такую же картину. Пока мы шли, дул сильный ветер. Он прекратился, как только мы остановились, но поднялся вновь, когда мы вышли из гавани.

Возвращаясь в библиотеку, я ненадолго задержался у входа, чтобы еще раз прочесть, сколько мы прошли за день, и оценить наше положение на карте; преподобный Картер, священник англиканской церкви, был занят тем же, и мы возобновили разговор, какой вели уже несколько дней. Мы обсуждали сравнительные достоинства таких всемирно известных образовательных учреждений, как Оксфорд, который