Византийская астрология. Наука между православием и магией - Пол Магдалино

Ознакомительный фрагментпризнанию, не регулирует жизнь растений и животных? Разве Луна, которой древние приписывали определенное число особых влияний, помимо движения приливов, не воздействует на любое существо и все земное? И почему то, что бесспорно для Солнца и Луны, не верно — с сохранением тех же пропорций — для звезд, неподвижных или блуждающих?»[26]

Но, в отличие от Птолемея и древней астрологии, наш автор ставит звезды и элементы на один и тот же физический уровень: первые, несмотря на свою большую высоту, не управляют последними, потому что все они в равной степени инструменты воли Творца. Таким образом, он излагает ту концепцию, которая полностью соответствует христианской космологии и избегает одного из основных возражений против астрологии: что она, как и языческая религия, наделяет небесные тела разумом. Основное возражение Церкви касалось, конечно, астрального детерминизма, который должен был подавлять свободную волю человека и освобождать его от любой моральной ответственности. «Стефан» обращается к нему кратко, но действенно: перечислив природные и политические потрясения, происходящие по божественной воле посредством звезд, он четко выделяет «деяния Божьи», где грех не играет никакой роли, и те беды, за которые мы несем ответственность и в которых виноваты, например, воровство и блуд, «злотворную причину» (πονηροποιὸν αἰτίαν), и которые нельзя приписать Богу.

Недавние исследования связали данный текст с другим, который посвящен исключительно защите астрологии и тоже подписан именем философа Стефана. Этот трактат сохранился в двух больших сборниках астрологических текстов: Marc. gr. 335 и Vat. gr. 1056[27]. Все, что мы знаем о его авторе, содержится во вводной части труда. Приведем его заглавие и две первые главы[28]:

«Стефана философа о математической науке и о тех народах, которые ей пользуются, против говорящих, что она греховна, о том, что не принимающий ее заблуждается, о ее пользе и о том, что она почтеннее всех наук»

1. «Поскольку течение времени и периодическое возвращение иногда одни знания вводят, а другие скрывают вплоть до полного забвения, причем двояко: либо равно у всех, либо лишь в некоторых городах, то, прибыв из Персии в этот счастливый город и обнаружив, что астрономическая и астрологическая часть философии в нем угасла, я подумал, о любимейшее и разумнейшее чадо Феодосий, что следует в удобном виде изложить это самое учение и оживить такое достойное любви знание, чтобы я не был сочтен и причислен к скрывающим свой талант. Чем здесь пренебрегли из-за сложности изложения таблиц и того, что некоторые считают это греховным, удостоилось у язычников такой заботы, что было снабжено инструментами, наблюдено из некоей другой начальной точки и точно вычислено, как это было наблюдено Птолемеем и другими мудрецами. Поскольку же таблицы Птолемея, Аммония и других древних со временем изменились до такой степени, что Солнце даже отклоняется от точного значения на 5 градусов, а кроме того это сложно для обучающегося из-за необычного использования лет и месяцев (ведь Птолемей пользовался годами от Навуходоносора и египетскими месяцами, а Теон, Ираклий и Аммоний — годами от Филиппа и египетскими месяцами, современные же — годами персидских правителей и сарацинскими), то из-за этого я изложил таблицу в соответствии с годами [от сотворения] мира и нашими месяцами и раскрыл для желающего простые и практичные методы, выравнивая отовсюду путь для того, кто поднимается к небесному. Сделал я это для долготы и широты сего счастливого города, который находится посреди пятого климата.

2. О народах, которые использовали эту науку

Как мы читаем, первым, кто использовал эту науку, был Сиф, а от него ее получили халдеи. Затем от них она перешла к персам, а от тех — к грекам, от которых перешла к египтянам. От них и римляне получили посвящение в нее. Наконец, затем ее переняли агаряне[29]. Вышеперечисленные народы, пока ею пользовались, обладали почти всемирным и победоносным господством. Поэтому я счел необходимым возобновить эту полезную для жизни науку у ромеев и насадить ее у христиан, чтобы они больше не отставали».

Автор представляет себя как христианина, поселившегося в некоем византийском городе после арабских завоеваний, причем в ту эпоху, когда арабская астрономия уже достигла значительных успехов. Для Дэвида Пингри тут все ясно[30]: Стефан — современник того, кто называет себя Стефаном Александрийским и кто составил Гороскоп ислама, но, в отличие от того, его собственную характеристику следует воспринимать буквально: он только что эмигрировал из «Персии», т. е. халифата, в Константинополь, привезя с собой астрономию и астрологию, полный комплект последних восточных новинок.

Таким образом, Пингри сделал этого таинственного Стефана первым инициатором первого византийского гуманизма, и его тезис был с энтузиазмом принят арабистом Димитрисом Гутасом[31]. Но эта — довольно примечательная — соименность нашего философа Стефану Александрийскому наводит на размышления. Она вызывает подозрение, что это вымышленная и экзотическая личность, которая служит для того, чтобы возбудить любопытство и завоевать уважение читателей[32]. Более того, совсем недавно такая датировка была поставлена под сомнение Анной Тион, которая обратила внимание на то, что некоторые детали (погрешность в 5° в таблицах Птолемея, упоминания о новых таблицах и «современных» астрономах, положение «счастливого города» в пятом климате), больше подходят для ΧΙ в.[33]

Итак, вполне возможно, что апология астрологии, известная под именем Стефана, «философа персидского», датируется на два столетия позже, чем апология Псевдо-Стефана Александрийского. Ощущается ли такая вторичность в самой апологии? Продолжение текста состоит из четырех глав, которые можно резюмировать следующим образом:

3. «Против тех, кто говорит, что эта наука (математика) греховна»

Астрономия, как и ядовитые вещества, запрещенные законом, может быть весьма полезна, если мы используем ее так, как ей пользуются врачи: она рождает в нас похвалу Творцу и возводит наш дух к созерцанию вышнего света. Достаточно не следовать эллинам, почитающим небесные тела как богов; если мы будем рассматривать их как инструменты, подобно водяному колесу или огню, у которых нет собственного сознания или собственной воли, мы не отклонимся от христианской веры.

4. «О том, что весьма ошибается тот, кто ее не принимает»

Божья мудрость поместила Землю в центр небес, чтобы они могли влиять на то, что в них содержится. Об этом свидетельствует сложность их движений, которые производят рождения и смерти, изменения во