Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев

в Территориях (Долинах), пересылая друг другу по почте между Мэном и Коннектикутом фрагменты будущего произведения, другой творческий дуэт (на сей раз советских переводчиков), состоящий из Олега Васильева[15] и Сергея Таска, трудился над переводом романа «Мертвая зона», которому было суждено стать первой серьезной публикацией Стивена Кинга на русском языке.

В этом тандеме Васильев был старше (на 20 лет), опытнее и весомее. Кроме того, он занимал должность заместителя главного редактора «Иностранной литературы». Именно его влияние, авторитет и личная заинтересованность стали решающими при пробивании столь необычного для советского читателя материала. Ведь «Мертвая зона» – это не просто фантастика. Это роман с элементами мистики, политической сатиры и психологической драмы, в котором Кинг впервые высказывается о возможности появления диктатора на американской почве.

Роман вышел на страницах престижного журнала «Иностранная литература» в самом начале 1984 года, в первых трех номерах.

Среди советских литературно-художественных журналов «Иностранка» занимала особое место. В то время как другие ежемесячники фокусировались на публикации советских авторов, «ИЛ» по своей природе была «окном в мир», представляя зарубежную художественную и интеллектуальную традицию. Однако это не означало, что редакция обладала полной свободой в выборе материалов. Напротив, каждый номер проходил сложный процесс согласования, а процентное соотношение авторов из разных стран регулировалось на государственном уровне.

Публикация западного, а тем более американского писателя в СССР была серьезным делом. В редакционной коллегии журнала велись ожесточенные дискуссии, но их предметом было не только качество литературного произведения, а скорее вопрос: «Пропустят ли идеологи?»

Дело в том, что существовали квоты:

1) определенный процент авторов в «ИЛ» должен был приходиться на писателей из братских социалистических стран;

2) определенный процент – на представителей «развивающегося мира», особенно тех, кто проявлял лояльность к СССР;

3) и только небольшая доля допускалась из враждебного капиталистического мира – с тщательной проверкой каждого имени.

Особый разбор шел по персоналиям: авторы, замеченные в негативных высказываниях о советской политике или социалистическом строе, автоматически исключались. Черные списки велись не только в Главлите, но и в ЦК КПСС, КГБ, а также в МИДе. Советские послы – обычно по наводке спецслужб – сообщали в Москву, что говорили и писали западные писатели: где выступали, каких взглядов придерживались.

Стивен Кинг в этот период не был широко известен в СССР, а его тексты не содержали прямой политической критики Советского Союза. Однако существовал еще один барьер – общий подход к американской литературе: если содержание книги совпадало с линией партии, ее воспринимали как полезную пропаганду; если же произведение показывало нежелательные образы Запада, его считали идеологически враждебным. В случае «Мертвой зоны» Васильев сумел представить роман в выгодном свете, подчеркнув его «антиавторитарный» подтекст, ведь главный антагонист, американский политик Грег Стилсон, изображен как демагог-популист, фашист, людоед и потенциальный развязыватель ядерной войны.

Олег Васильев был видным публицистом, международным обозревателем и литературоведом. В течение десяти лет он занимал пост заместителя главного редактора журнала «Иностранная литература», а в 1970-е работал специальным корреспондентом «Известий» в Великобритании. Васильев был убежденным коммунистом, чье мировоззрение формировалось в атмосфере идеологического противостояния СССР и Запада. Политические взгляды Васильева четко отражены в его публицистике, особенно в брошюре «Их мораль», которая представляла собой откровенный памфлет против капиталистической системы. О характере книги можно судить уже по одним только названиям глав:

«Ради денег я готов на все»,

«Нам нужно поколение убийц»,

«Лишенные права на жизнь»,

«Будь шпионом»,

«Без фигового листка»,

«Черные рясы и черные дела»,

«С крестом и мечом».

Васильев рисовал капитализм как систему, в которой человек человеку волк, власть принадлежит корпорациям, религия используется для оправдания эксплуатации, а граждане воспитываются в духе насилия и подчинения элите. После падения СССР Васильев из строителей социализма станет строителем капитализма. Нередкая для той эпохи трансформация.

«Мертвая зона» произвела настоящий фурор как среди советских читателей, так и среди советских критиков и литературоведов.

Популярность книги объяснялась не только ее художественными достоинствами. «Мертвая зона» идеально ложилась в идеологическое русло советской критики капиталистического мира. В СССР американскую литературу обычно рассматривали сквозь призму классовой борьбы и разоблачения буржуазного общества. Книга Кинга неожиданно оказалась прекрасной иллюстрацией того, как в США к власти может прийти фашистоподобный политик, используя популизм, манипуляции, шантаж и запугивание. Главный антагонист романа, Грег Стилсон, являлся воплощением образа демагога, готового на все ради власти.

Советская критика встретила роман с энтузиазмом, интерпретируя его как разоблачение системы, в которой подобные фигуры не только появляются, но и легко пробиваются к вершинам власти. В рецензиях подчеркивалось, что США не защищены от прихода диктаторов, поскольку их политическая система допускает манипуляции общественным сознанием, а избиратели легко поддаются лжи и страху. Таким образом, «Мертвая зона» оказалась полезным инструментом для советской пропаганды.

При этом традиционный советский подход к зарубежной литературе оставался неизменным: из произведения старательно вычленялись удобные для идеологии моменты, а те аспекты, которые могли противоречить заданной линии, просто игнорировались. Так было и с произведениями Марка Твена («Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна») и со многими другими.

Среди критических работ, посвященных книге про Джона Смита и Грега Стилсона, можно отметить «Второе зрение» А. Зверева (Иностранная литература, 1984, № 1), «Мертвую демократию» Т. Струковой (Подъем, 1985, № 10) и ряд других.

Алексей Матвеевич Зверев[16] был настоящим зверем по американской литературе. Он был автором более 400 работ. Коллеги отмечали его безотказность и щедрость. Попросить его прочитать новую работу коллеги или рецензировать перевод означало получить почти гарантированное согласие.

Зверев проводит параллели с Брэдбери, Азимовым, Воннегутом, Стивенсоном и Бергманом, сравнивает пирокинез Кинга с поэтическими метафорами Павла Вежинова. Он подчеркивает, что мистический антураж у Кинга – не дань моде и не псевдонаучная декорация, а способ остро поставить социальные вопросы, актуальные и тревожные для западного общества конца XX века.

С легкой руки Зверева, в СССР Стивена Кинга стали называть «писателем со вторым зрением» («second sight» – цитата из самой «Мертвой зоны»).

«Так и у Кинга ясновидение героев снова и снова позволяет им различить за кажущимся спокойствием будничного американского быта действие жестоких, антигуманных сил, грозящих разрушить фундаментальные основы нравственности, человечности, разумности… отнюдь не грезой больного сознания Джонни Смита является настойчиво преследующее его ощущение, что весь общественный климат нынешней Америки необычайно благоприятен для таких вот "смеющихся тигров", чье торжество означало бы непоправимое бедствие для американского народа, да, вероятно, и для каждого жителя земли»[17], – пишет Зверев в своей статье.

Люди зачитывали журнал до дыр и за чтением едва не попадали под машины. Предоставим слово тем, кто прочитал «Мертвую зону» в 1984 году, так сказать, непосредственным свидетелям: