Три века колониальной Америки: О типологии феодализма в Западном полушарии - Борис Николаевич Комиссаров

«Рассказывают, что Камапуан на 8–10 лет старше Куябы (этот город был основан в 1727 г. — Авт.) и существует больше 100 лет. Первые паулисты пришли, чтобы вступить в мирные отношения с индейцами или начать с ними войну. Походы предпринимались с целью золотоискательства. При недостатке продовольствия, который нашли здесь пришельцы, они были вынуждены то в одном, то в другом месте разбивать плантации и останавливаться на два года и больше, чтобы собрать урожай, а затем продолжить поход. Трудности, судоходства… заставили первопроходцев основать здесь поселение, привезти рабов и заставить многих индейцев, охотившихся в окрестностях, заниматься земледелием и снабжать продуктами не только ежегодно прибывающих любителей приключений, но и жителей Куябы (причем последних, как заметил Лангсдорф в другом месте, «по очень высоким ценам». — Авт.). Компания из 3–4 человек положила начало этому смелому предприятию, потребовавшему много тысяч крузаду. Вначале они сами управляли поселением, но это потребовало столько трудов, и частью из-за рабов, частью из-за индейцев или онс (южноамериканских ягуаров. — Авт.) основатели понесли такие убытки, что через несколько лет ушли и передали управление другим людям. Поэтому поселение приходило во все больший упадок. Нынешние владельцы, вероятно, являются внуками учредителей, но ни разу здесь не были.

Один из управляющих… священник очень жестоко обращался со своими рабами. Рабы, возмущенные этим, сговорились и в одно из воскресений у выхода из церкви убили его. То ли поэтому, то ли благодаря другому обстоятельству, или вследствие многих беспорядков и споров, связанных с индейцами, словом, правительство, по своей ли инициативе, то ли по предложению собственников, расквартировало здесь коменданта с маленьким отрядом из 6–8 солдат (ниже Лангсдорф отмечал, что это было сделано в первые годы XIX в. по распоряжению губернатора капитаний Сан-Паулу и Мату-Гросу Жуана Карлоса Аугусту д’Оиэнхаузена, так как Камапуав избрали местом своего пристанища преступники, беглые рабы и солдаты. — Авт.). Комендант является одновременно администратором фазенды. Обычно это был унтер-офицер, а в настоящее время сержант, который находится здесь уже в течение десяти лет. Он числится в милиции, но не получает правительственного жалования, и под его командой состоят два солдата.

Правительство и комендант имеют своих быков, коров, плантации, но не имеют рабов. Население состоит из рабов и свободных. Все работают для казны. Собственники едва ли извлекают прибыль из этого заведения, численность обитателей которого все увеличивается. Я не знаю, сколько было рабов раньше. Теперь же мы были удивлены, когда узнали от коменданта, что рабов здесь 60–70 (позднее Лангсдорф составил статистическую таблицу населения Камапуана, из которой видно, что в 1826 г. в ней проживало 60 негритянских рабов и 60 свободных негров, кабурэ,[461] мулатов. — Авт.).[462] Необычно также было услышать, что владельцы фазенды, живущие в Сан-Паулу и не получающие от нее прибыли, ежегодно или каждые два года требуют присылки 6–8 молодых сильных, рожденных здесь рабов и, таким образом, рассматривают это владение как фабрику рабов».[463]

Внешний вид Камапуана, судя по дневнику Лангсдорфа, был достаточно типичен. «Настоящая фазенда, — писал ученый, — закрывается на ночь, т. е. она представляет собой закрытый, огражденный постройками двор, в котором расположены дом коменданта, часовня, сахарная мельница и жилища рабов. Двор имеет два входа, причем почти из каждого дома можно выйти наружу».[464]

Управление поместьем, затерянным в глубине Бразилии, Лангсдорфа очень заинтересовало. «Правительство имеет здесь своих быков, а фазенда своих, — отмечал он. — Правительственные экспедиторы получают здесь бесплатный транспорт… купцы же получают быков из фазенды и должны оплачивать транспорт по определенным высоким ценам. Комендант приказывает и свободным людям делать то или иное для казны, доставлять продукты, но ни за них, ни за работу им никогда ничего не платят. Что-то купить можно только с ведома коменданта, и лишь он может превратить продукты фазенды в деньги. Комендант старается все скупить у свободных поселенцев… Он обладает монополией на продажу бобов, рома и сахара».[465] Эти строки писались 14 октября, а 19 ноября ученый снова вернулся к вопросу об организации управления Камапуана, причем несколько углубился в историю: «Я должен отметить, что двойная администрация — военный комендант и администратор фазенды — была невозможна. Между ними возникали ежедневные конфликты… Администратор командовал рабами, а комендант — свободными обитателями фазенды — агрегадуш. Правительство, не имевшее сельскохозяйственных орудий и нуждавшееся в пильщиках, пилах, досках, просило все это у администратора, который или давал или отказывал. Сахарная мельница принадлежала фазенде. Если подчиненный коменданта хотел изготовить сахар или ром, то ему это разрешалось или нет по той или иной причине. Таким образом, неувязки и разногласия возникали благодаря подчиненным, которые благоговели, кто перед комендантом, кто перед администратором… В высшие инстанции сыпались представления, прошения, жалобы. Для того, чтобы положить этому конец… Жуан Карлос (д’Оиэнхаузен. — Авт.) назначил сюда одно лицо с полномочиями коменданта и администратора. После этого правительство обрело покой, а фазенда и ведомство коменданта стали, с виду, управляться более стабильно. Если бы упомянутое лицо было выбрано удачно, то и правительство и фазендейру получили бы от этого преимущества. Нынешний же администратор и комендант весьма жалок. Большую часть своей зрелой жизни он провел здесь, ничего не видел, не имел возможности ничему научиться и набраться каких-либо идей. Книги ему чужды. Значение науки для него непостижимо. Рассказы о том, что на того или другого свободного или раба, в этом или в прошлом году, при тех или иных обстоятельствах напали индейцы или онса, и они были ранены или убиты, сведения о быках, коровах или лошадях, задранных онсами — все, что можно от него услышать и чему поучиться».[466] «Люди живут плохо, мало едят, но и работают очень мало. В них нет жизни и деятельности… — замечал Лангсдорф, описывая этот застойный феодальный мирок. — В день мы двигаемся столько же, сколько комендант в месяц».[467]

В Камапуане осуществлялся в основном прямой товарообмен. «Наличных денег мне было пока не нужно, — читаем мы в дневнике ученого. — Все продукты, услуги, поденная работа… оплачиваются товарами. Я щедро платил ситцами, белой хлопчатобумажной тканью, платками (лишь бы избавиться от них). В особой цене соль, грубое и обработанное железо, а именно топоры, ножи, гвозди, ножницы… но прежде всего порох и дробь (особенно крупная). Нужны и лекарства».[468]

Невольники Камапуана значительно окрестьянились. «Рабы одеваются и питаются на свои средства и за это получают разрешение по субботам и воскресениям работать на себя, держать свиней и кур», — писал Лангсдорф.[469] Один раб принес