Три путешествия к Берингову проливу - Лев Борисович Хват

заплывшие глазки, недовольно буркнул и сунул Кюртцеру разлинованную ведомость. Летчик написал, что трое граждан США и один гражданин СССР летят транзитом через Канаду на Аляску и никаких предметов торговли с собой не имеют. Толстяк равнодушно принял лист и, не взглянув на запись, лениво помахал рукой, давая понять, что разговор окончен. Мы уже были за порогом, как вдруг сонный канадец пробурчал:　

— А сувениров вы никаких не везете?　

Кюртцер поспешил заверить таможенника, что и сувениров не имеется.　

На улице, изогнувшейся вдоль залива, было пустынно. Только у высоких, пестро раскрашенных деревянных столбов возились полуголые индейские ребятишки. Эти столбы с резными изображениями чудовищных птиц — тотемы — служат гербом рода; по верованиям индейцев, они охраняют от злых духов. Две старые индеянки, перегнувшись через борт прогнившей лодки, вылавливали из воды плавающие куски дерева.　

«Кертис-Райт» полетел дальше на север. Раскрывались изумительной красоты пейзажи, вызывавшие в памяти виды берегов Камы и Белой. Еще чувствовалась близость человека: попадались деревянные плоты, рыбачьи лодки, морские суда, скользившие в проливах между островами. Слева лежал Великий океан, справа белели снеговые горные цепи. Густые лесные массивы поднимались к сверкающим вершинам. В узком проливчике торчали из воды мачты потонувшего судна; океан был так прозрачен и спокоен, что мы различали полуразвалившийся остов корабля. Постепенно живописные пейзажи сменились однообразными, мрачными и необжитыми пространствами, сплошь поросшими вековым лесом.　

Мы летели над самыми верхушками сосен. Из-за хребта вынырнуло селение Бьютедаль, совершенно сказочного вида. «Избушки на курьих ножках» лепились у обрывистого берега бухты, окруженной зеленым амфитеатром. С гор, пенясь и шумя, низвергались водопады.　

Гидроплан, урча мотором, подплыл к железному сараю с вывеской «Канадская рыболовная компания». На кольях длинной изгороди сушились рыбачьи сети. У берега столпились рослые светловолосые парни с дымящимися трубками в зубах.　

— Как попали в наши края? Далеко ли летите?.. — спрашивали они. Это были рыбаки-норвежцы, переселившиеся в Бьютедаль из канадского Ванкувера на рыболовный сезон. Узнав, что среди прилетевших находится человек из Советского Союза, рыбаки стали уговаривать остаться на ночлег:　

— Погостите день, — приглашали голубоглазые парни. — Ваша страна — соседка маленькой Норвегии… Не бывали у нас?..　

На катерах, пробирающихся сюда через лабиринт островков, три раза в месяц доставляется почта. Из газет норвежские рыбаки знали о советских перелетах.　

— Может быть, ребята, и мы вернемся к себе на родину через полюс? — пошутил кто-то. — Ведь это самый близкий путь.　

Я опустил в почтовый ящик открытку с видом Бьютедаля. Она путешествовала до Москвы тридцать два дня.　

Полет продолжался. Кюртцер мрачно поглядывал на часы. Солнце скрывалось за лесными чащами, а о ночном полете нечего было и думать.　

— Как насчет Джюно, мистер Кюртцер?　

— Я же гарантировал, что вы попадете на рейсовый самолет, — кисло отозвался летчик. — А переночевать нам, вероятно, придется в Кетчикене. Это уже Аляска…　

Были сумерки, когда «Кертис» опустился в Кетчикене. Самолет прибыл из-за границы, из Канады, и таможенный чиновник, на этот раз американский, так же, не глядя, подписал дорожный лист. На палубе парохода, стоявшего у пристани, шумели туристы, возвращавшиеся с Аляски. Другие группами бродили по набережной. В городе зажглись цветные огни реклам.　

Мы пролетели почти тысячу сто километров; но до Джюно оставалась еще треть этого пути.　

Второй после Джюно город Аляски, насчитывающий три тысячи восемьсот жителей, Кетчикен производил впечатление ярмарки. Торговали на тротуарах, из окон домов, с балконов, на перекрестках. Для туристов с проходящего парохода лавочники выставили в витринах все наличные соблазны. Почти перед каждым магазином торчал долговязый «тотем» — нагромождение устрашающих орлиных и вороньих голов, вырезанных из дерева. Казалось, вот-вот они взлетят, захлопают крыльями и, разинув рты, гаркнут: «Покупайте товары в Кетчикене — городе чудес! Покупайте только у нас!»　

Провинциальный клерк из Алабамы, впервые узревший «страну чудес», в упоении закупал сувениры для дядей и теток, братьев и сестриц. Уж он-то их удивит, он-то порасскажет!..　

— Я вижу в вас знатока, сэр, мой глаз не обманет, — мелким бесом увивался торговец вокруг наивного туриста. — У меня случайно сохранилась уникальная вещица, шедевр древнего индейского искусства — миниатюрный тотем из мамонтовой кости…　

С видом заговорщика он сунул алабамскому клерку безделушку, на тыльной стороне которой была тщательно соскоблена надпись: «Made in Japan» — «сделано в Японии».　

— Платите в кассу четыре доллара девяносто пять, сэр!.. Кто еще, джентльмены?　

В больших городах тихоокеанского побережья обилие японских товаров не так бросалось в глаза, как здесь, на Аляске. Магазины Севера были наводнены массовой продукцией фабрик Токио, Иокогамы, Осака и Кобе. Туристы с жадностью набрасывались на резные изделия «индейских и эскимосских мастеров» из кости и дерева, а потом с разочарованием обнаруживали на них следы японской марки. Японские фабриканты, пользуясь дешевой рабочей силой, наводняли Соединенные Штаты своей продукцией, продавая ее по бросовым ценам; торгашам Нью-Йорка и Сан-Франциско, Чикаго и маленького Кетчикена эти товары были выгоднее, чем свои, американские.　

Воздух был пропитан тяжелым запахом рыбы. На деревянных причалах поблескивали серебристые чешуйки. Свет фонарей падал на вывески: «Рыба», «Рыбоконсервный завод». «Рыболовная компания»… На Аляске действовали в то время полтораста консервных предприятий. Одни лишь Кетчикенский район производил ежегодно до миллиона ящиков рыбных консервов.　

Утром нам с Верноном долго пришлось будить Кюртцера. Он сердито отмахивался и нечленораздельно мычал. Метеоролог поборол робость и склонился над головой летчика: «Мы рискуем опоздать в Джюно… Вы рискуете не получить деньги…» Money! Деньги!.. Кажется, если бы Кюртцер лежал бездыханным трупом, то одно это магическое слово оживило бы его… Пилот вскочил, как пронзенный электрическим током, и схватился за часы. Было семь утра, а рейсовый самолет из Джюно уходил в полдень. Кюртцер и механик рысью понеслись к причалу.　

Опять замелькали бесчисленные острова. По замусоленному свитку Кюртцера нелегко было определить районы, над которыми тарахтел «Кертис-Райт». Многие географические пункты носят здесь имена русских путешественников, исследовавших американский Север: острова Куприянова, Чичагова, Крузова, Миткова…　

Чем дальше к северу, тем больше редел лес. В проливах уже плавали одинокие льдины. Промелькнул крошечный поселок, именуемый Петербургом. Показались два огромных ледника; отливая бледной синевой, они спускались с гор к океану. Вдруг из-за хребта выскочил Джюно, город с четырехтысячным населением, резиденция губернатора Аляски. В узком ущелье взбираются по склонам кварталы деревянных домиков; в центре возвышаются три-четыре массивных здания…　

В полдень десятиместный «Локхид» вылетел в Фербэнкс. Со всех сторон надвинулись горы. Гигантские голубоватые глетчеры лежали в ущельях. Солнечные лучи не оживляли вершин суровых скал.　

— Чилькут! — сказал пилот.　

Так вот он — Trail, знаменитый чилькутский перевал, волок тысяча восемьсот девяносто восьмого года! По этой мрачной тропе, проложенной