Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

Вот в такую московскую «атмосферу спешки» вернулся Литвинов. Теперь, когда он в США добился дипломатического признания СССР, его авторитет и престиж взлетели до небес. Нарком несся вперед на всех парусах. Вскоре после его возвращения в Москву он сказал Альфану, что «глубоко привержен» идее сближения с Францией[386]. Литвинов хотел отдельно обсудить Лигу Наций, но Поль-Бон-кур настаивал на объединении этого вопроса с взаимопомощью. Что касается последнего пункта, Поль-Бонкур предлагал ограничиться Бельгией, Францией, Чехословакией, Польшей, СССР, Прибалтикой и даже Финляндией. Или же как-то сочетать эти страны, но Франция и Польша должны участвовать обязательно[387]. Это было 15 декабря 1933 года. Через четыре дня Литвинов сделал официальное предложение Политбюро. Он написал Сталину и рассказал ему про недавние предложения Франции по пакту о взаимопомощи, направленному против Германии. Поль-Бонкур поднял этот вопрос в октябре. «Я обещал ему, конечно, подумать, поговорить об этом в Москве и сообщить ему наши соображения». Французы не дождались ответа Литвинова, и 26 ноября Поль-Бонкур снова поднял этот вопрос в разговоре с Довгалевским. Он сказал, что Франция не может подписать договор о взаимопомощи, если СССР не вступит в Лигу Наций. Тогда Литвинов рекомендовал различные шаги Сталину. И он положительно отреагировал на инициативу Поль-Бонкура.

19 декабря 1933 года Политбюро одобрило эти предложения в том виде, в каком они были представлены. На аналитической записке Литвинова стоит пометка Сталина «за» и одобрение всех остальных членов Политбюро, как будто таким образом подчеркивается изменение советской политики[388]. Рапалло пришел конец.

Стимул для этого появился, пока Литвинова не было в Москве. Несомненно, благодаря его успехам в Вашингтоне советское правительство стало более уверено себя чувствовать и поняло, что можно рискнуть изменить политический курс. Также давил Альфан, хотя Поль-Бонкура не нужно было уговаривать. Он и сам хотел двигаться вперед. В Париже Довгалевский и особенно Розенберг тоже настаивали на немедленных действиях. Все торопились: и СССР, и Франция. Коллективная безопасность не была проектом только Литвинова. Стимул для ее формирования появился как в Москве, так и в Париже.

На самом деле вначале Поль-Бонкур заговорил о взаимопомощи. Он написал Альфану, что он проявил инициативу и поговорил с советским послом в Париже «очень секретно» о формах франко-советской взаимопомощи, но никаких подробностей не рассказал. Более подробная информация о предложениях Поль-Бонкура встречается в переписке НКИД. Литвинов явно осторожничал, когда обсуждал с западными коллегами опасность нацистской Германии. На встречах с Рузвельтом и итальянским дуче Муссолини Литвинов, как он сказал Альфану, подчеркнул, что «двумя военными силами» были Германия и Япония[389]. Конечно, Муссолини на тот момент еще не связал свою судьбу с Гитлером, и Литвинов надеялся, что Италия тоже присоединится к антинацистскому пакту о взаимопомощи. Но мы забегаем вперед.

Мендрас сообщил о разговоре на декабрьском обеде в посольстве Франции в СССР между временным поверенным Жаном Пайяром и советским послом в Варшаве Антоновым-Овсеенко, который вернулся в Москву, чтобы получить инструкции. Советская политика «очень простая», объяснил посол: «Она продиктована следующим: мы против всего, что укрепляет Германию, и за все, что укрепляет Францию». Мендрас также рассказал про выступление Литвинова на заседании ЦК ВКП (б) 29 декабря, где он объявил о новой внешней политике. Он сказал: нас не интересуют «старые военные союзы», но мы готовы «сотрудничать по общему делу законной защиты всех тех, кто не заинтересован в нарушении мира. СССР со своей стороны готов к реализации этой идеи». Однако Литвинов также упомянул о том, что его постоянно беспокоит: о нестабильности капиталистических стран (конечно, в первую очередь Франции), где правительства постоянно меняются. Из-за этих обстоятельств к власти могут прийти группы людей, которыми руководит сильная классовая ненависть. Она «может их ослепить настолько, что они пожертвуют интересами своей собственной страны». Литвинов похвалил развитие франко-советских отношений. «Я бы хотел верить, — сказал он, — я убежден, что [“восходящее развитие” этих отношений. — М. К.] будет ускоряться по мере увеличения угроз миру»[390]. Это был риск, но Политбюро только что решило на него пойти.

Большой риск

Это был большой риск. Быстро, слишком быстро появились тревожные признаки надвигающихся проблем. 28 декабря Довгалевский встретился с Поль-Бонкуром. В первую очередь они обсудили взаимопомощь. Поль-Бонкур одобрил список потенциальных участников, о котором говорили ранее, но уже начались сложности. Бельгия отказывалась присоединяться без Великобритании. Довгалевский настаивал на включении Румынии и Чехословакии. «Он [Поль-Бонкур. — М. К.] не возражал против моих доводов, — писал Довгалевский, — хотя он приветствовал мысль о включении Прибалтики, но добавил, что в конце концов самое существенное <…> — это СССР, Польша, Франция и Чехословакия». Кроме того «Пункт о помощи в случае других конфликтов ему [Поль-Бонкуру. — М. К.] не понравился». Он также возражал против «материальной помощи, аргументируя тем, что помощь военным материалом может создать презумпцию участия в конфликте». Затем зашел разговор о прессе, хотя, по словам Поль-Бонкура, ее влияние было лишь минимальным. Кого он обманывал? Парижские газеты были наемниками, готовыми служить тому, кто больше заплатит. Возникало ощущение, что начался откат назад. Что касается пакта о взаимопомощи, включать в него Великобританию и Бельгию было плохой идеей. Прибалтика была щекотливой темой, это уже становилось понятно, а Польша… Кто знает? Поль-Бонкур предложил Довгалевскому продолжить обсуждение пакта с Леже[391].

Он хотел добить пакт? Ведь Леже никогда не проявлял энтузиазма в деле о взаимопомощи. Что случилось с Поль-Бонкуром? Наверно, Литвинов состроил гримасу, когда читал эту телеграмму. Это был тот самый ушат холодной воды Розенберга, только теперь его вылили на Литвинова. Однако Политбюро одобрило переговоры с Францией по вопросам коллективной безопасности. Было слишком поздно менять курс. И в любом случае взаимопомощь была единственным способом борьбы с нацистской Германией. Придется искать решения. В начале января Леже действительно пригласил Довгалевского в МИД, чтобы продолжить разговор, начатый 28 декабря. В результате была выпущена нота, в которой обсуждалось вступление СССР в Лигу Наций и взаимопомощь. Когда читаешь этот документ, то создается ощущение, что инициатива исходила от советской стороны, а не от Поль-Бонкура. В конце в ней говорилось, что когда отдел достаточно исследует данные вопросы, он снова пригласит Довгалевского[392]. Таким образом, получается, что энтузиазм Поль-Бонкура наткнулся на аппарат МИД Франции.

Нужно было что-то делать с этой неудачей. Политбюро приняло официальное решение утвердить новую долгосрочную политику, ориентированную на Францию. Соответственно, в середине января 1934 года Литвинов предложил Сталину создать новую еженедельную газету на французском языке и заменить ею немецкую «Москауэр рундшау», которая недавно