История Карелии с древнейших времен до наших дней - Н. А. Кораблев

карельской знати — небольшие вотчины (волостки, в основном по несколько деревень в каждой), частью которых владели сообща по два и более своеземцев-родственников. Такое же положение характеризовало и своеземцев Заонежских погостов. В отличие от помещиков своеземцы-вотчинники могли распоряжаться землями водосток по своему усмотрению: завещать, дарить, обменивать, закладывать. Власти лишь фиксировали такие акты в писцовых книгах. Но если у своеземца не оставалось сына, его волостка после смерти переходила государству, которое наделяло выморочными владениями своих помещиков.

Увеличить фонд поместного землевладения в первой половине XVI в. государство пыталось и другим способом. Писцовая книга Корельского уезда 1568 г. не отметила ни одного из многочисленных в 1500 г. своеземцев — вместо них появились земцы. Но анализ имен земцев и месторасположения их владений показывает, что все они являлись прямыми потомками карельских своеземцев 1500 г. Писцовая книга Обонежской пятины 1563 г. проливает свет на преобразование. В Заонежских погостах тогда проживали и своеземцы, и земцы, и помещики, и «письмо» отметило каждого из них под соответствующей рубрикой. Из его материалов следует, что произошло верстание — зачисление части своеземцев на государеву службу. При этом своеземцы теряли вотчинные права на земли, переходившие в собственность государства: их деревни записывались в специальные «земецкие книги», после чего бывшие своеземцы получали волостки обратно, но на условиях поместного права; за хорошую службу им полагалась «поместная прибавка» землей и деревнями. Такие своеземцы-помещики и назывались земцами. В приграничном Корельском уезде к 1568 г. все своеземцы оказались поверстанными на службу, обеспеченную рентой с их некогда собственных вотчин, а теперь поместий на государевой земле.

Так на примере земцев Карелии прослеживается политика государства в середине XVI в. по расширению поместной системы — включение, в служилый слой помещиков нового отряда землевладельцев. И судьба земцев повторила судьбу всей поместной системы в Карелии: после Ливонской войны и шведских захватов землевладение земцев исчезло. С тех пор обычная структура населения Карелии включала: крестьян — черносошных, дворцовых, а затем и заводских, монастырских и очень немногих поместных; посадских — горожан и жителей рядков, в том числе купцов и военных (стрельцов); церковных людей (монахов, белое духовенство и причт); наконец, государственных администраторов.

Социально-экономические, этнодемографические и политические процессы, однако, не отражают всего многоцветия исторического полотна. Население Карелии, как и любого другого уголка России, создавало собственную культурную среду. Одной из главных отличительных черт культурного развития являлась его целостность, нерасчлененность на различные временные пласты, резко отличные друг от друга. Так, в области обычаев, пронизывавших все сферы народной жизни, почти невозможно отделить культурные наработки новгородской и московской эпох. Поэтому точнее говорить о традиционной культуре Карелии в целом.

3. ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА КАРЕЛИИ

Культурное наследие Карелии эпохи средневековья и начала нового времени по праву занимает видное место в отечественной культуре. Основные направления культурного развития — устное народное творчество и верования, архитектура, живопись и книжность — воплощались в яркие образцы. Дошедшие до нас памятники культуры Карелии носят черты северной самобытности и одновременно соответствуют современным им достижениям культуры России.

Одну из наиболее значимых вершин народного творчества занимает эпос — ряд сказаний в песенно-стихотворной форме, отображающий исторический и жизненный опыт народа. Такие сказания связаны между собой не столько общим единым сюжетом, сколько личностью героя. Циклами сказаний, сохранившимися и впервые записанными именно в Карелии в наиболее полной форме, являются карело-финский эпос («Калевала») и русские былины. Изначально передававшаяся в устной форме эпическая поэзия не знает твердой хронологии в повествовании; ее историзм не состоит в воспоминаниях о конкретных событиях прошлого. Эпос несет в себе некое программное заявление об идеалах общества; для него характерна оценка событий с точки зрения идеального устройства семьи, общества, государства. По свидетельству первого собирателя былин в Карелии П. Н. Рыбникова, «...былевая поэзия соответствовала нравственным запросам и идейным убеждениям крестьянства».

Пройдя несколько стадий в развитии, эпос историчен как таковой. Первая, самая ранняя стадия — сказания догосударственного времени. Ярчайшим примером служат руны «Калевалы», идеализирующие первобытно-родовой строй и погруженные поэтому в мифологическое время. В основе их сюжетов лежат древнейшие мифы: космологические — о зарождении мироздания и природных стихий, зооморфные — о происхождении животных, антропоморфные — о деяниях перволюдей-первопредков («культурных героев» эпоса), мифы о появлении лесов, рыбных угодий, хлебных злаков, о первых ремеслах, строительстве первой лодки и изготовлении первого кантеле, мифы о загробном мире и тайне смерти, об умирающем и воскрешающем Боге. Все эти сюжеты отображают древнейшие виды магического и рационального способов мышления человека первобытной культуры. Калевальские руны являются памятником художественной культуры не только прибалтийско-финских народов, но и принадлежат всему человечеству.

Архаичный мир рун зародился еще до этнической консолидации карельского и финского народов. С образованием самостоятельных карельского и финского этносов постепенно заканчивалось творение новых рун. Более того, сказания стали забывать в тех местностях, где общественное сознание давно перешагнуло стадию средневековья, например, в Финляндии нового времени и у тверских карелов. Оттого лучшие образцы древних эпических рун сохранились на севере Карелии, где и были открыты для мира финским собирателем Элиасом Леннротом, творчески переработавшим их в стихотворную «Калевалу».

Трудные времена перехода от первобытнообщинного строя к классовому обществу, эпический мир Войны не обошел стороной руны. Жизнь в пограничье, научившая карелов ценить воинское искусство, и идеалы бойца, добывавшего мечом богатство и положение в обществе, ясно прослеживаются в некоторых сюжетах. Тем не менее, основной интерес и любовь рунопевцы проявляли ко времени «доброй кости», а не к веку «злого железа».

Мифические сюжеты иногда присутствуют и в русских былинах. Но главные направления русского героического эпоса принадлежат к другому, более позднему времени — первым векам русской государственности, отягченным яростной борьбой со Степью. Известно, что наиболее яркие в идейном отношении былины создавались в трагичные времена татаро-монгольского владычества над Русью. При этом былины не содержат и намека на удельную раздробленность, то есть на историческую реальность тогдашнего государственного устройства страны. В чем же их историзм? Прежде всего в идеалах. Главной заботой государственных мужей того времени выступала борьба за объединение государства под властью одного суверена, свободного от унизительного иноземного ига. И чаяния народа были теми же.

Удивительно, но факт, что былины сохранились по всему Русскому Северу в среде прямых потомков новгородцев, а не переселенцев из Ростово-Суздальской земли, несшей главное бремя борьбы с Золотой Ордой. И тем не менее именно новгородцы, казалось бы, гордые своей самостоятельностью от власти Москвы, сказывали в былинах о едином государстве под властью одного князя. В сюжетах былин отстаивание независимости страны ложится на плечи богатырей, которым всячески мешают бояре, клевещущие