Воскресение и Жизнь - Ивон Ду Амарал Перейра

читал и не писал, не готовил стихи или тезисы для занятий с учениками, как обычно делал. Он сидел там, держа письмо в руке, молчаливый, страдающий, но сдержанный. На рассвете следующего дня после бессонной ночи он отправился в обитель, где привел в порядок многие дела, назначил временного директора, посовещался с несколькими помощниками, посетил больных одного за другим и дал им тысячу различных указаний и поручений. Он проверил кладовые, навестил крестьян, прося их быть добросовестными в его отсутствие, так как собирался путешествовать, а через два дня на рассвете велел оседлать двух лошадей для себя и двух для своего личного слуги, и отправился в столицу с небольшим багажом. Он не сменил свою обычную одежду, то есть характерные восточные одеяния. Он отправился за женой!

После изнурительного путешествия с короткими остановками в неудобных постоялых дворах для отдыха лошадей и восстановления собственных сил он

Ночь уже давно вступила в свои права, и дождь лил как из ведра. Все знатные семейства Санкт-Петербурга только что встали из-за ужина. Сергей вошёл без доклада и застал супругу в окружении друзей и знакомых, которые пришли навестить её после возвращения, удивлённые новостью о том, что она вернулась без мужа, который, по её словам, предпочёл продолжить одинокую жизнь на Урале, посвятив себя благим делам.

— Он похож на монаха! — объясняла она гостям во время ужина, за несколько минут до неожиданного появления Сергея, внутренне сожалея о его отсутствии, но оставаясь приветливой и любезной с гостями. — Он похож на монаха, настолько строго и добродетельно себя ведёт. И в самом деле, он и есть не кто иной, как монах, несмотря на свою независимость и неприверженность какой-либо религиозной секте. Он святой, я это признаю и утверждаю. Отец бедноты, которая его обожает, защитник угнетённых. Никогда ни на кого не гневается, даже если его оскорбляют. По правде говоря, никто его и не оскорбляет, потому что он не даёт для этого поводов… И это порой меня раздражало… ведь я хотела, чтобы он был более человечным, менее святым. Я даже чувствую, что не заслужила такого супруга. Он должен был быть скорее моим отцом или старшим братом. Я очень уважала его как существо, намного превосходящее меня… а я, по правде говоря, хотела бы иметь мужем весёлого и снисходительного спутника, с которым могла бы развлекаться, наслаждаясь всеми удовольствиями, которые позволяет наше общественное положение. Думаю, Сергей Соколов намеревается стать религиозным реформатором здесь, в нашей и без того святой России. Его мечта не в том, чтобы создать ещё одну религию, а в том, чтобы возродить Евангелие Господне, которое, как он считает, искажено земными интересами его хранителей на Земле. Его мечта — евангелизировать бедные классы, которых он называет "простыми людьми", и направить их к Богу через добрые дела и воспитание благопристойных привычек.

— И у вас хватило смелости оставить такого супруга? (Позвольте вас упрекнуть, Княгиня.) У вас хватило смелости оставить супруга такого достоинства, когда он воплощал идеал, который мы мечтаем найти в наших юношеских грёзах? — с интересом спросила подруга, дама с очень белой кожей и романтическим взглядом, которая рассеянно обмахивалась за столом большим веером из белых перьев, забыв о еде.

— Я ещё недостаточно развита для столь высоких устремлений… и предпочитаю жить как обычный человек, то есть без мессианских задач на своих плечах… — ответила хозяйка, не замечая пренебрежительности, с которой говорила о муже.

— Князь не должен был жениться… — заметил господин лет шестидесяти, чей напудренный парик умело скрывал портившую его внешность лысину. — Супружеские обязанности, возникающая отсюда прозаичность мешают достижению высоких духовных идеалов. Либо мы будем людьми, либо миссионерами или аскетами. Полагаю, что женитьба была единственной ошибкой, совершённой нашим Князем.

Они встали из-за стола. Перешли в гостиную. Спокойно расположились в удобных креслах. И разговор продолжился, сохраняя ту же тему и тот же тон:

— Вы тоже философ, генерал? — спросила Ольга очень серьёзно, тоном человека, привыкшего к подобным беседам, всё ещё стеснённая, словно отсутствие любимого супруга продолжало её ранить.

— Нет, Княгиня, не философ. У меня нет для этого достоинств, но я искренне ценю философов, и среди некоторых моих личных знакомых я выделяю князя Вяземского за его способность отречься от всего, когда у него было всё, что может дать мир, чтобы посвятить себя Богу в лице ближнего. Такие люди, даже не желая того, обращают грешников к своим принципам.

— А я была бы самой счастливой женщиной в мире, если бы мой Сергей согласился вернуться в общество, чтобы мы могли жить нормально, как живут другие аристократы.

— Но если вы любите его, Принцесса, почему же тогда оставили его в далеком Урале?… — спросила несколько эксцентричная дама с хорошо напудренными волосами и французской причёской, настолько высокой, что вызывала восхищение присутствующих, которые не понимали, как её хрупкая розовая шейка находит силы держать этот парик и причёску, не теряя равновесия, ведь, помимо всего прочего, упомянутый парик и причёска были украшены большими шёлковыми бантами и птицей, словно это была шляпа. — Я бы всё отдала, — продолжила она, — чтобы жить со своим Степаном вдали от этого праздного мира, в любом деревенском уголке. По крайней мере, я была бы уверена, что он только мой… без фестивалей, без игр, без выпивки, без охоты, без балов, без других женщин…

— Что ж, моя дорогая графиня Александра, — улыбнулась Ольга в ответ, — полагаю, мир перевернулся. Я хотела бы для моего Сергея всё то, чего вы не желаете своему Степану. И я приехала в Санкт-Петербург в надежде привлечь его сюда и заставить привыкнуть к тем вещам, которые вы так ненавидите в своём муже. Я знаю, что он приедет за мной, ведь он глубоко любит меня… и тогда будет легко убедить его остаться.

— Значит, ваш побег с Урала был военной тактикой? — спросил шестидесятилетний мужчина с лысиной, скрытой напудренным париком, придворный Екатерины II.

— Это была военная тактика, Ваше Превосходительство, ни больше ни меньше. Мой отец был военным, и я унаследовала многие черты его характера.

В этот момент беседы вошёл Сергей Соколов, словно появление героя в самый подходящий момент драмы. Удивление заставило присутствующих замолчать. Он вежливо поприветствовал гостей своей жены, казалось, не замечая особо моего присутствия. Все встали, всё ещё не оправившись от неожиданности, в то время как хозяйка быстро представляла их и бежала к нему, улыбающаяся, явно довольная его присутствием, которое для неё было равносильно победе. Они нежно обнялись, и на серьёзном лице Вяземского можно было заметить тонкую эмоцию облегчения от того, что