«…Сохрани мою печальную историю…» Блокадный дневник Лены Мухиной - Елена Владимировна Мухина

Лена их увидит, и передать Вере, что она ждет ее к себе. Потом она ушла, сказав, если что будет нужно, чтобы Лена приходила к ней. Лена осталась стоять в очереди, очередь была небольшая, человек 7. Лена осмотрелась, она была в небольшой чистенькой комнате в два окна. В одной ее части, у окон, стояли 4 столика, покрытые чистыми клеенками. На столиках стояли горшки с цветами, на подоконниках тоже цветы, на окнах чистые белые занавески. В другой стороне комнаты стояла девушка, хорошенькая, чистенькая, в белом халате и красном берете. С трех сторон ее окружали столы, за спиной в стене был сделан шкаф. Все здесь было необыкновенно чисто, опрятно. Суп, каша, макароны, все было в сверкающих чистотой оцинкованных ведрах и закрывалось крышками. Девушка работала очень аккуратно и точно. В столовой была пшенная каша, вес 250 гр., густая и чистая, макароны, вес 200 гр., и суп, довольно густой, с пшеничкой и лапшой. Из мясного были сардельки. Лена взяла пшенную кашу. По пути купила хлеба, пришла домой, поела кашу с хлебом, вышло очень сытно. Потом рассчитала талоны, оказалось, что она может тратить 40 гр. кр[упы] в день и 2 раза взять мясное. Это до 15-ого мая. Потом Лена сходила за водой и[160]

16/V-42 г.

(От 15 мая.) Наступила прекрасная погода, солнышко, тепло, в тени 16° тепла. Зеленеет травка, набухли почки. Весна в разгаре. Но немец не дремлет. Каждый день артиллерийские обстрелы, воздушные налеты по несколько раз в день.

Вот и сейчас страшный артиллерийский обстрел. Лена шла по Невскому. Она хотела променять на крупу купленные ею за 90 рублей 200 гр. хлеба. Как только начался обстрел, Лена перешла дорогу и укрылась в щели-траншее в Екатерининском сквере. Над ее головой беспрерывно, один за другим проносились с певучим свистом снаряды. Беспрерывно грохотали разрывы. Было даже немного страшно. Даже щебетавшие все время птички приумолкли. В минуту затишья Лена выглянула из своего укрытия и поразилась картиной, представшей перед ней. Удивительно, до чего люди привыкли [к] тому, что их жизнь каждую минуту в опасности. Как будто никто и не заметил никакого обстрела. Ходили трамваи, мчались автомобили, люди шли, люди сидели спокойно на скамейках. Каждый был занят своим делом, и Лене даже стало как-то стыдно. Подумают еще, вот ненормальная-то, в траншею забралась, и она пошла домой. Кстати, и обстрел стал уже ослабевать и наконец совсем прекратился.

Сегодня целый день не показывалось солнышко, но тепло, даже душно. Лена ночевала опять у Веры. Сегодня Вера и Киса решили поспать подольше, но Лена не могла спать. Еще бы, вчера Киса сообщила ей такую радость. Только это Лена пришла к ним вечером, Киса ее спрашивает, как ее эвакоуспехи. Лена поделилась печальными известиями, что эвакуация начнется после 20-ого, а запись с 18-ого, но будут записывать сперва только временно прописанных, инвалидов войны и женщин с детьми до 12 лет[161].

А Киса ей и говорит: «Ну вот, видишь, Ленка, а ты у нас уже записана, и заявление я от тебя уже подала», и тут же все подробно объяснила. Оказывается, сегодня была спешно переброшена с сетки на эвакопункт. Теперь она опять будет работать там, принимать заявления. Она написала от имени Лены заявление и записала Лену 60-ой. Теперь Лене не нужно метаться, волноваться, таскаться каждый день в холодильный институт[162]. Теперь Лена должна только сложить вещи и ждать начала эвакуации. Она начнется числа 20-ого, и Лена уедет в первые ж дни. Теперь понятно, почему Лена встала так рано. Она тщательно помылась и села вязать. Не заметила, как прошло время. Наконец, все встали. Лена сбегала за хлебом. Хлеб был совсем сырой, но Лена насушила такие прекрасные сухари, что прямо прелесть. Сели пить чай. Дядя Сережа угостил Лену студнем, а Вера дала кусочек масла. Потом Лена написала под Кисину диктовку заявление и снова стала вязать. Ей очень приятно было этим заниматься, потому что у ней получалось очень хорошо, как раз так, как ей хотелось. Лена рассчитывала половина 12-ого выехать из дому, чтобы как раз попасть в столовую, но вышло иначе. В 11 часов началась В. Т. и продолжалась до 25 минут 1-ого. И несмотря на то, что Лена сразу же после отбоя побежала, села в первый же трамвай и довольно быстро приехала, она все же опоздала и в столовой, конечно, ничего уже не было.

Лена поднялась к Марии Федоровне и порадовала ее своей вестью. Потом побежала в столовую на ул. Правды, простояла там 2 часа в очереди и, наконец, получила гороховую кашу и мозги. Каша была густая, хорошая, мозги очень жирные, вкусные, сытные, не зря вырезают 50 гр. мяса, а дают только 30 гр. веса. В столовой Лена встретилась с Ниной Катышевой[163] и от нее узнала, что ее школа начнет работать только с 20-ого и что их все еще не кормят и начнут кормить не раньше 18-ого. Так что Лена ничем не проиграла, что выписалась из школы, а, наоборот, выиграла, что совершенно свободна, а она состоит в группе МПВО. Из столовой Лена пошла заплатила за комнату за май и опять села вязать. В 6 часов вечера спустилась в жакт и получила справку, что она не имеет никакой задолженности и ее выезду жакт не препятствует, единственную справку, которую надо предъявить в эвакопункт иждивенке.

Вечером Лена, как всегда в эти последние дни, поехала к себе на новое местожительство, предвкушая удовольствие выпить кисленького горячего чая с жареным сухариком с маслом. Было пасмурно, накрапывал дождь. Трамвая, как всегда в это время, пришлось ждать долго. Наконец пришли сразу два, первый был переполнен, второй просто полный. Лене удалось втиснуться в него, и она благополучно доехала до Финляндского. Когда переезжали мост, Лена опять любовалась в который уже раз красавицей Невой. Какой простор, какая ширь и какие краски заката, и на этом фоне силуэт Петропавловской крепости, а вода зеркально-спокойная, и корабли военные, стоящие у берега, и здания на противоположном берегу реки – все отражалось в воде до мельчайшей подробности. Лена не могла оторваться, все любовалась, ведь она скоро уедет, и теперь, когда она имела возможность видеть красавицу Неву каждый день по два раза, ей хотелось запечатлеть в своей памяти эту реку. Неизвестно, когда она снова увидит ее, может быть, через несколько лет только.

У Веры оказались гости. Один ее знакомый