Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

и протоколов, кроме Договора о дружбе и взаимной помощи от 9 июля 1946 г.[567]. Правительство Албании выражало готовность развивать экономические отношения с народами Югославии, но при условии, что эти отношения будут основаны на равенстве, строгом уважении прав обоих народов и не будут посягать на независимость и суверенитет обеих стран[568]. Таким образом, в одночасье было разорвано существовавшее несколько лет дружественное политическое, культурное и экономическое сотрудничество сторон, что отрицательно сказалось на развитии Албании, особенно в экономической сфере[569].

1 июля 1948 г. на внеочередном пленуме ЦК КПА были приняты решения, непосредственно касавшиеся отношений с Югославией в новых условиях. ЦК КПА единогласно солидаризировался с резолюцией Информбюро «О положении в Коммунистической партии Югославии», призывая «здоровые силы» партии выступить против руководства. Это означало, что ЦК КПА вступил в открытое противостояние ЦК КПЮ, признав, что Белград намеревается превратить Албанию в свою колонию, уничтожить ее независимость[570].

Интересно отметить, что всего через несколько дней после оглашения бухарестской резолюции Информбюро от 28 июня 1948 г. албанское партийное руководство перешло к всесторонней антиюгославской пропаганде. При этом оно попыталось взять на себя роль главного критика КПЮ и первого союзника ВКП(б) в ее борьбе против югославских партии и государства. Этой кампанией руководство КПА положило конец опеке над ним со стороны КПЮ. Э. Ходжа уже гораздо увереннее начинает сводить счеты с внутренними «врагами» в партийном и государственном руководстве.

3 июля 1948 г. последовал ответ Югославии на вышеупомянутые вербальные ноты албанского правительства от 1 июля. Югославы заявили, что действия руководства Албании (отказ от всех двусторонних экономических договоров, соглашений и протоколов) противоречили основным принципам международного права по соблюдению международных обязательств и соглашений. Ответственность за последствия их денонсации Белград возложил на Тирану, поскольку действия албанской стороны полностью противоречили Договору о дружбе и взаимной помощи между двумя странами от 9 июля 1946 г.[571].

Резолюция Информбюро и последовавшие за ней усиление антиюгославской пропагандистской кампании и критики внешней, внутренней, национальной и экономической политики Белграда, равно как и разрыв почти всех экономических и культурных связей между двумя странами негативно отразились на положении албанского меньшинства в Югославии, реализации его прав и свобод и на непосредственных контактах с албанским государством.

Албанское руководство и «югославский путь к социализму»

Прозвучавшие по мере эскалации конфликта сталинские обвинения в идеологическом и политическом экспансионизме Югославии на Балканах, столкновение югославских и советских интересов в Албании явились для руководства Тираны и амбициозного Энвера Ходжи сигналом к усилению активной антиюгославской пропаганды. С этой целью на повестку дня был выдвинут вопрос о положении албанского меньшинства в соседней стране.

После принятия резолюции Информбюро «О положении в Коммунистической партии Югославии» ЦК КПА 29 июня 1948 г. опубликовал специальное коммюнике, полностью одобрившее принятый в Бухаресте документ и осудившее «предательский, антисоветский и антиалбанский путь» руководства Компартии Югославии[572]. 10 июля 1948 г., выступая в Тиране, Энвер Ходжа заявил о четкой ориентации Албании на Москву. «Как человек не может жить без сердца, так и наш народ не может жить без СССР», — подчеркнул албанский лидер[573].

После отлучения от Информбюро Югославия вплоть до смерти И.В. Сталина 5 марта 1953 г. переживала самый тяжелый период в своей послевоенной истории. Это касалось не только политического и экономического развития, но и внутренней и внешней безопасности страны. Албания, хотя и не являлась членом Информбюро, солидаризировалась с его позицией резкой критики югославских «верхов». Позднее, став «пятой колонной» Информбюро и особенно СССР, албанское партийное и государственное руководство попыталось извлечь из этого максимальные политические и экономические дивиденды.

«Полемическая война», начавшаяся между ФНРЮ и НРА, усилилась после того, как «ревизионистская Югославия» подверглась нападкам из-за политики «денационализации» албанского меньшинства[574]. Таким образом, проблема албанского населения в Югославии стала своеобразным «барометром» югославо-албанских отношений в целом.

Основные направления антиюгославской кампании были обозначены в упомянутой выше речи Ходжи 10 июля 1948 г. в Тиране. Выступая против югославских «ревизионистов», он поспешил рассчитаться и с внутренними «врагами» в албанском партийно-государственном руководстве[575]. В связи с этим для албанской стороны 1948 г. был отмечен постоянной борьбой на два фронта: против внешних «врагов» (приоритет «титоистов» был неоспорим) и против внутренних «врагов» в албанской политической элите.

На XI пленуме ЦК КПА, проходившем 13–24 сентября 1948 г. в Тиране, помимо осуждения национал-шовинистических и колониальных претензий «югославских ревизионистов» к Албании, была дана негативная оценка прежней практике заимствования югославского партийного опыта. Кочи Дзодзе обвинили «в безоговорочной поддержке политики Тито» и одновременное реабилитировали Нако Спиру, обвиненного ранее, как мы помним, в антиюгославских настроениях.

На пленуме, ставшем триумфом Энвера Ходжи, устранившего своего главного политического оппонента Дзодзе, было решено провести 8 ноября 1948 г. первый съезд КПА. Подготовка к съезду сопровождалась усиленной антиюгославской кампанией в албанской печати, которая, согласно официальной партийной установке, усмотрела причины всех экономических проблем Албании в действиях и политике Югославии[576].

На I съезде (8–22 ноября 1948 г.) КПА по предложению Сталина была переименована в Албанскую партию труда (АПТ). Был определен принципиальный политический курс, которому партия и все албанское общество должны были следовать в ближайшие пять лет: Албания окончательно разрывает отношения с ФНРЮ и ориентируется на получение защиты и помощи от СССР[577].

По мнению албанского исследователя Антона Логоречи, югославское доминирование в КПА в 1944–1948 гг. имело весьма травматичные последствия для Тираны. Денонсация договоров и иных соглашений с титовской Югославией привела Албанию к изоляции. Для ее преодоления албанские руководители ориентируются на установление прямых связей и союза с Москвой. В период «позднего сталинизма» (1949–1953 гг.) советская политика соответствовала национальным интересам Албании[578].

22 февраля 1949 г. Албания присоединилась к Совету экономической взаимопомощи, который месяцем ранее образовали СССР, Польша, Чехословакия, Венгрия и Румыния. Страна полностью превратилась в советского сателлита. Москва, стремясь уберечь Тирану от югославского контроля, стала проявлять больше интереса к Албании и по стратегическим соображениям. В политическом отношении время между II съездом АПТ (3–6 апреля 1952 г.) и смертью Сталина (5 марта 1953 г.) стало победным для сталинистов: в руководстве партией они одержали верх над «титоистами», позиции Энвера Ходжи и его сторонников в Албании укрепились[579].

Резолюция «Коммунистическая партия Югославии в руках убийц и шпионов», принятая на третьем совещании Информбюро 29 ноября 1949 г. в Будапеште, стала еще одним поводом для разжигания кампании против ФНРЮ[580]. Содержавшиеся в документе характеристики югославского руководства («агентура империализма и поджигатель войны») и режима («антикоммунистический, полицейский и фашистский») воспроизводились и в албанском партийно-государственном лексиконе. Нормой стали такие определения, как «палачи», «фашистская банда», «империалистические агенты», «заговорщики», «колонизаторы», «банда Тито», «Иуды» и т. д.[581].

В связи с враждебной кампанией против Югославии и крайне сложными