Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

23 июня 2006

История про разговоры (СCLXXXI)

— И что ж? Я ж не спрашиваю, синий ли у ней паспорт. Я так интересовался. Фотография говорит о том, что она хороша собой. Но дело ведь не в этом. Есть характеристики, состоящие из двух слов, а о человеке много узнаёшь Например: "Она держит восемнадцать такс" или "Она принялась уже за шестого мужа", и проч, и проч.

— Она принялась уже за выборы шестого премьер-министра.

— Ну, это не удивительно. Я в это сразу верю.

— Отчего я не премьер-министр? Непонятно.

— Ай, оно вам надо? Лучше айда в гадюшник гжелку пить..

— Мужчина! Да вы и мёртвого уговорите. В то же, примерно, время?

— Типо да.

Извините, если кого обидел.

24 июня 2006

История про разговоры (СCLXXX)

— А что было на «Банных чтениях» интересного?

— Получите. Доклад назывался «Исчезновение политического». Я действительно практически ничего не слышала. Очень, кстати, хотела бы посмотреть тезисы — если уж не текст в целом, но, боюсь, вывесят они его не скоро, когда я уже обо всем забуду. Говорил он о том, что в современном российском обществе со страшной скоростью происходит исчезновение политической составляющей — и что вина это не столько правительства, сколько народа, который от этой политической составляющей отказывается (на выборы-то мы с вами вместе не пошли, а кто не пошел и на прошлые выборы — не будем показывать пальцем, хотя это был слоненок; и на митинги тоже не ходим; и всё из высоких побуждений; и в Живом Журнале мы пишем о высоком, а не о низких политических реалиях — хотя над ЖЖ пока не каплет, казалось бы — так что мы есть наилучший пример, как ни крути). Что люди сами загоняют себя на кухни, мотивируя это эстетическими причинами, и нежеланием мараться о политику, которая, как известно… — и вообще без нас все решено. Что на фоне всего этого происходит реставрация советской эстетики, которая воспринимается как аристократический шик, как «настоящее качество», что в рекламе «Донстроя» пишут: «дом расположен в районе старой классической застройки 50-х годов» — и что это не есть хорошо, по его мнению. Что по телевизору показывают советские фильмы как наиболее ценное (хотя это неправда, потому что в праймтайм идут все-таки сериалы и блокбастеры, но направление мысли понятно), и что «можете ли вы себе представить, чтобы в Германии через двадцать лет после Гитлера пели фашистские песни» (последнее вызывает у меня наибольшее отторжение, по многократно изложенным причинам, и потому что я сама советские песни пою — хотя «упырей», поющих советские песни, готова убивать — а значит, я на самом деле хочу смерти этой культуры, потому что, как мне тут справедливо, вероятно, заметили после чудовищного концерта памяти Высоцкого, с перепеванием неперепеваемого, что пока поют — оно живет, а если относиться как к памятнику — не переживет и погибнет раньше нас). И что люди с легкостью отказываются от своей собственной истории — недавней. В общем, ровно то, о чем я писала выше. Но поскольку я слышала очень мало — не уверена, что это было главное, и что он не сделал каких-то глобальных выводов. Ругали его, в кулуарах, за заумь и повторение много раз уже говорившегося, но мне как раз было почти понятно и интересно. Хотя как я ко всему этому отношусь, не знаю. Все остальные доклады должны было быть в том же направлении, и были, отчасти — но только отчасти, да к тому же я половину пропустила.

Собственно по теме — что касается высокой науки.

Там ведь разговор был не только об «уклоне в реставрацию», если можно так сказать, а о том, что не возникает ничего нового и мощного (то есть примерно то, о чем Гаврилов у себя писал, хотя бы и на другом материале). Я на эту тему слышала два высказывания — Рейтблата (у него был доклад про литературоведческую литературу, про общий объем и качество выходивших в последнее время книжек — по нему прошлись, очень сильно, и видимо не зря, из-за неверных посылок, чисто методологических — как материал собирал и вопросы ставил), и Гудков-Дубин-Левинсон, «социологическое». Так вот Рейтблат пытался доказать что ничего интересного у нас в литературоведении не происходит, и что без мощной школы мы погибнем. А социологи говорили долго и непонятно — но закончилось это очень ярко. Дубин схватил вырываемый микрофон и, размахивая листом бумаги, огласил список из десяти или двадцати трудов, философских и прочих, которые вышли в Германии вскоре после падения фашистского режима (запомнить мне удалось только Хайдеггера, это для меня темный лес абсолютно). То есть — а у нас десять с лишним лет прошло, а ничего не вышло равноценного. Это я сегодня вспомнила, на закуску — хотя меня смущает тот факт, что написанное «после», более-менее вскоре после падения режима, революции, как угодно, должно быть в значительной степени результатом наработанного как раз «до». Но это надо полный список видеть.

— А где это про реставрацию? Я не помню. Про список — интересно. Его, конечно, надо видеть, потому что текст (и исследователь) могут сформироваться гораздо ранее — всплеск литературы в двадцатые годы прошлого века только отчасти вызван революцией. И Маяковский, и Булгаков и без революции стали бы писать.

Ведь мы с вами понимаем, что реформа орфографии была совершенно не большевистской, а была выпестована за несколько лет до того, как люди услышали понятие «большевик». А «весовой» характер трудов социологов и философов мне не понятен.

Да и как их сравнивать. Что сопоставимо чему — не ясно.

— Про «реставрацию» — я имела в виду именно Ямпольского, как я его поняла — готовность вернуться к советским культурным ценностям, которая его очень пугает (там все тоньше гораздо конечно, чем я пересказываю). Список — я попробую спросить у одной девушки, которая у него училась — но вряд ли, конечно. А где это искать в Интернете — я все равно искать не полезу. Это из какой-то огромной груды их наработок, куски. Список может быть вовсе для домашнего употребления.

Велик соблазн признать достижения времени достижениями именно этого времени. В двадцатые годы был расцвет, по всем статьям — а что дальше было, вы сами знаете. И тогда получится, что все благодаря (я опять упрощаю, вы же понимаете)