«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

ближайший неприятельский фрегат начал стрелять бомбами, которые все разрывались, не долетая до берега. В два часа пополудни увидели идущий из Тарьинской губы портовый бот, который, приняв неприятельскую эскадру за отряд адмирала Путятина, нисколько не беспокоясь, шел мимо нее. На боте с кирпичом было 7 безоружных матросов. Неприятель, как только заметил его, тотчас послал 7 больших катеров для овладения им и еще 3 для конвоирования. Хоть и жаль было людей, попавших в плен, но нельзя было удержаться от смеха: семь катеров, держась в кильватер, вели на буксире бот, по бокам держалось по катеру, и наконец все шествие замыкалось вооруженным баркасом; все эта процессия напоминала то, как мыши кота хоронили.

Наконец наступил день 20-го августа, достопамятный для каждого из нас. В 9 часов 5 минут началось сражение выстрелом с батареи № 4. Все неприятельские суда отвечали ядрами и бомбами; выстрелы следовали весьма часто. Батареи №№ 1,2 и 4 действовали не торопясь и рассчитано меткими выстрелами. Батарея № 1, находящаяся на Сигнальном мысу, выдерживала самое жестокое нападение; каждый из ее выстрелов шел в дело, ни одно ядро не пролетало мимо. Батарея Красного Яра, имевшая самое небольшое число орудий, полтора часа выдерживала непрерывный огонь с фрегата и отвечала так, что все были в восхищении.

Как и должно было предвидеть, все это не могло длиться долго; несмотря на крайние усилия команд, несмотря на примеры бесстрашия, являемые командирами батарей (так, лейтенант Гаврилов, раненый в голову и ногу, не оставлял своего места и продолжал ободрять людей) должно было оставить орудия: платформы были засыпаны выше колес, станки, тали и блоки перебиты, ворочать и действовать ими не было возможности, тем более, что неприятель уже свозил десант к Красному Яру. Командир батареи на этом месте мичман Попов, при повреждениях орудий не находя возможным защищать вверенный ему пост против 600 человек неприятельского десанта, заклепал орудия и отступил к 1-й стрелковой партии мичмана Михайлова.

Французы, вскочив первыми в Красный Яр, при восторженных криках подняли французский флаг; только он развился, как бомба с английского корабля, ударяясь в самую середину толпы, произвела в ней страшное замешательство; прежде чем бедные французы опомнились от ошибки своих милых союзников, наши транспорт и фрегат открыли по ним меткий батальный огонь. Все это, соединенное с движением подоспевших с фрегата партии мичмана Фесуна и от порта 2-й стрелковой партии поручика Губарева, которые, соединившись с партиями мичманов Михайлова и Попова, при криках «ура» стремительно бросились вперед, все это имело последствием, что неприятель, несмотря на многочисленность его, начал отступление бегом… Крики «ура» всего гарнизона были наградой за стремительное наступление наше.

Между тем неприятель не зевал; подавшись вперед, он открыл по батарее № 2 сильнейший огонь. Командир этой батареи лейтенант князь Дмитрий Максутов был изумительно хладнокровен. У нас на батарее пушки были 36-фунтовые, следовательно, стрелять из них можно было тогда только, когда неприятель, увлекаясь, подтягивался, чтобы действовать всеми своими орудиями. Князь пользовался этим как нельзя лучше: не горячился, не тратил даром пороха, а стрелял только тогда, когда по расстоянию мог судить, что его ядра не потеряны. Прекрасную картину представляла батарея № 2. Три фрегата построены в линию, производят неумолкаемый огонь; ядра бороздят бруствер во всех направления, бомбы разрываются над батареей, но защитники ее холодны и тверды; весело балагуря, они выжидают своего времени.

В половине 12-го часа пароход, желая попытать счастья, высунулся из-за мыса, но, встреченный батальным огнем фрегата и батареи № 2, в ту же минуту задним ходом удалился. В полдень, взяв несколько десантных шлюпок, от побуксировал их, но на перешейке не зевали и лейтенант Анкудинов с прапорщиком Можайским начали действовать так удачно, что ядро попало в пароход, а другое потопило шлюпку.

Между тем неприятельские фрегаты делали свое дело, и огонь против батареи № 2 становился все сильней. Канонада прекратилась около шести часов, так что можно смело сказать, что в продолжение 9 часов батарея № 2 выдерживала огонь с лишком 80 орудий. Редкий пример в истории войн, редкий тем более, что несмотря на весь этот ураган ядер батарея устояла. Князь Дмитрий Максутов до того приучил людей к хладнокровию, что когда неприятель действовал только бомбами и из наших 36-фунтовых нельзя было отвечать, кантонисты, мальчики 12 и 14 лет, служившие картузниками, чтобы убить время спускали на воду кораблики. И это делалось под бомбами, коих осколками было усеяно все побережье. Одному из этих мальчиков-воинов оторвало руку; когда его принесли на перевязочное место и начали резать обрывки мяса, он сморщился; но на вопрос доктора: «Что, очень больно?» – отвечал сквозь слезы: «Нет! Это за Царя».

К вечеру пароход еще раз попытался выйти из-за мыса, но возбудил только смех фрегатских орудийных комендоров; они ожидали его появления с какой-то особенной радостью, говоря: «Иди, иди, дружок, авось удовольствуем так, что больше не захочешь!»

В начале седьмого часа сражение было прекращено, и неприятель вышел из-под выстрелов; у нас ударили отбой. В семь часов губернатор, приехав на фрегат, объявил нам, что, по его мнению, теперь должно ожидать решительного нападения на «Аврору»; он надеется, что мы постоим за себя, на что получил единодушный ответ: «Умрем, а не сдадимся!»

День 21-го августа показал, что мы ошиблись в расчетах: решительно нападения не последовало, хотя не обошлось без тревоги и выстрелов. Вечером пароход ходил в Тарьинскую губу и сделал там много пушечных выстрелов. Как после узнали, он хоронил начальника английского отряда контр-адмирала Прайса.

Дни 22-го и 23-го августа неприятель, видимо, исправлял повреждения. Вечер 23-го числа был прекрасен, какой редко бывает на Камчатке. Офицеры провели его в воспоминаниях об Отечестве, о далеком Петербурге, о родных и близких; стрелковые партии чистили ружья и учились драться на штыках. Вообще же все были спокойны, так спокойны, что видя эти веселые лица, этих видных, полных здоровья и силы людей, трудно было верить, что многие из них готовятся завтра на смерть, трудно было верить, что многие, многие из них проводят свой последний вечер.

В семь с половиной часов утра пароход, взяв адмиральские фрегаты на буксир, повел их по направлению к перешеечной батарее, состоявшей под командой лейтенанта князя Александра Максутова. Подойдя на пушечный выстрел, французский фрегат «La Forte», став на шпринг, открыл жестокий батальный огонь; такой огонь, что весь перешеек был изрыт так, что не было аршина земли, куда не попало бы ядро. Князь отвечал сначала с успехом, но земляная открытая небольшая батарея уже