Играть... в тебя - Мария Зайцева

— Прольет ее еще… — договаривает дед, — я все сам собирался, да никак… А тут такой случай, такая удача… Жаль, что второй жених не остался, я бы и его озадачил.

— Богдан не жених, ну, деда! Не притворяйся старым маразматиком! — не выдерживаю я.

— Иногда это очень удобно, Олька. Чем ты безобидней, тем потом неожиданней сюрприз для твоих врагов.

— Новая мудрость, — констатирую я, — из прежней жизни Никифора?

— Вот копия Аня моя! — дед кивает мне на диванчик в соседней комнате, сам садится напротив, смотрит испытующе. — Значит, все верно поняла и услышала.

— Услышала, да. А вот насчет понять… Откуда отца Савы знаешь?

Дед вздыхает, щурится, оглядываясь, а затем тянет к себе из этажерки рядом с диваном большой фотоальбом. Я его видела, конечно, но не сказать, чтоб пристально изучала. Фотографий родных в нем нет практически, только в самом конце, маленький папа на руках у деда.

А до этого — люди в форме, армейские фото и прочее, групповые фото, не особенно мне интересные, потому что люди на них незнакомые.

Дед перекидывает толстые страницы с приклеенными к ним фотографиями, а в некоторых местах — просто сваленными стопками, находит одну, нечеткую, черно-белую.

— Вот. Узнаешь?

Всматриваюсь в бравого морячка в бескозырке с невероятно красивой улыбкой и ошалело прищуренными глазами. Надо же, какой… Женщины, наверно, штабелями укладывались… Узнавать?..

— Погоди… — поднимаю взгляд на деда, — это ты, что ли?

— Я, — кивает он, усмехаясь грустно, — в армии. Не похож?

— Эм-м-м… — сейчас, приглядевшись, я, конечно, нахожу общие черты, но, вот честно, не подумала бы!

— Таким я был, когда с папашей Симоновым познакомился. Не с этим… Это — его сын. Единственный. А папаша… Симка жесткий был парень. Сим-Сим помягче будет, да…

Вот сложно мне в это поверить!

Ледяной Сим-Сим — и помягче?

— Я тогда только вернулся с армии. И искал место в жизни. И нашел. Мы с Симкой нашли, да.

Дедушка осекается, смотрит на меня:

— Не суди строго. Время было… Тяжелое время, да. Все про девяностые заливают, как тяжко было… И забывают, что раньше-то тоже не сахарок все жрали. Мы хотели хорошо жить. И наделали ошибок. Я не такой жесткий, как Симка, у него в башке — счетная палата, да еще и помноженная на полную отмороженность. Видел перспективу. И не видел препятствий. А я… Я просто хорошо умел решать проблемы.

Он молчит, вытаскивает другой снимок, там сидят несколько человек за столом, полным еды и закуски.

— Вот. За этот архив в свое время менты много отдали бы. Это — Симка, отец Сим-Сима. Это — Урал, корешок наш общий. Тот еще падла. Этого уже нет… И этого… Давно. Этого, вроде как, нет, был во всесоюзном… Насколько знаю, в Германии сейчас живет, честным хером. Осколки империи, мать ее. Я был уверен, что не доживу до старости. Мы весело жили, куражливо. И коротко. И, в самом деле, не дожил бы. Но… Аню встретил. Увидел… И все. Она меня вытащила. Ради нее все. Если бы не она, не знаю, как бы я смерть твоего отца пережил… Я давно уже забыл, кто я такой был, Оленька. Я не хочу вспоминать. Все, что могу сказать: зло делал, но за все заплатил. И слабых не трогал, женщин, детей, стариков. А то, что грызлись мы… Так волки же. Как не грызть? Или ты, или тебя. После встречи с Аней, я все кинул. Для всех умер. Не было больше Никифора, все. Конечно, не обошлось без денег. Все, что было у меня, отдал, чтоб новую жизнь получить. И не пожалел ни разу. Счастлив был я, Олька, так, как никто в этом мире. И возврата, даже памяти этой — не хочу. И для тебя не хочу. Потому и против. Не против щегла этого, у него есть характер, и видно, что чувствует к тебе что-то. Может, даже любит. Кто их, щеглов современных, знает? Но его семья… Сим-Сим в деле до сих пор. Он — достойный наследник Симки. Понимаешь? А Симка… Редким отморозком… Впрочем, повторяюсь. Кровь дурная. Ничего хорошего не будет от них, Олька. Это словно тебя в камеру к зверям диким кинуть. Волчонок еще зубы молочные не сменил, потому и прикусывает, а не грызет. Но порода в нем есть. Значит, все будет. Я не хочу этого для тебя, Оля.

Я тянусь к деду, становлюсь перед его креслом на колени, убираю тяжелый альбом с черно-белыми лицами незнакомых мне людей прочь, обнимаю.

И шепчу тихо-тихо:

— Ты меня научил жить с волками. Я не пропаду. И мой волк меня в обиду не даст.

Дедушка вздыхает. Медлит, и, клянусь, это самые долгие три секунды в моей жизни! Когда я неистово жду его одобрения. Его благословения.

— Хорошо, Олька, — наконец, говорит он, — но, если что-то пойдет не так… Ты умеешь охотиться на волков, да? И я помогу с облавой. Только дай знать.

— Хорошо… — улыбаюсь я, прижимаясь к нему крепко-крепко.

— Не забывай, что у тебя дед живой имеется. И руки у него не дрожат.

— Ты сегодня это очень убедительно продемонстрировал…

— Ну, рисанулся чуток, — усмехается дед, — а как без этого? На таких волков только хлыст и действует.

— Еще ласка…

— Да прям!

— Бабушка это очень успешно доказала.

— Исключение.

— И у меня тоже.

— Ладно… — дед поднимается, тянет меня с пола, — пойду твоего женишка кошмарить, а то, чувствую, жизнь ему все медом кажется.

Я киваю, сажусь в кресло, руки тянутся к той фотографии, где дед в морской форме. Он улыбается светло и радостно, еще не зная, какая жизнь у него впереди.

— Хорош я был? — кивает дедушка на фотку.

— Огонь!

— Вот то-то…Щеглу сейчас донесу, что, если к тебе ночью полезет, спать будет с Кешей.

— Да он не полезет…

— Плохо ты знаешь своего жениха. Если настоящий Симонов, внук Симки, то сто процентов полезет.

52. Сава. Подвиги во имя царевны Ольги

Закопай яму, раскопай яму…

Дрова ему не нравится, как нарубил… Да тут вообще чудо, я хоть как-то их нарубил, учитывая, что топор первый раз в руках держал!

К концу дня я уже настолько не в себе, что даже на постоянно лезущего ко мне Крошку реагирую неадекватно. То есть, вообще не реагирую.

Хотя в любое другое время на такую ходячую милоту позалипал бы. Я же живой, в конце концов, а оно пушистое и ржачное, особенно, когда волка лапами своими за морду цепляет.

Но