Настроение — Песец - Инди Видум

— Почему же? — ответил Шелагин-младший. — С его старшим сыном мы всегда общаемся нормально.

— Это который хотел, чтобы вы отправились защищать его отца, а сам он в это время отсиживался у себя, не делая ни малейшей попытки выехать?

— Он сейчас в Дальграде и собирается на Совет, — огорошил всех Шелагин-младший.

— Кто его туда пустит? — возмутилась Беспалова. — После того, что устроил его папаша, прохоровское княжество надо расформировать, а их самих лишить княжеского титула.

— Экая вы кровожадная особа, — усмехнулся Шелагин-старший.

— А что делать-то? Иначе одинокой женщине не выжить в мире, полном злобных хищников, — явно рисуясь, сказала Беспалова, глянула на часы и нахмурилась. — Не пора ли нам выезжать? Не хотелось бы, чтобы хоть что-то обсуждали без нас.

— Вы совершенно правы, Калерия Кирилловна, — согласился Шелагин. — Нам пора.

Глюк опять перекочевал к Таисии, поскольку, по официальной версии, мы с Шелагиным и Грековым едем группой поддержки князя на второй машине. Правда, не упоминалось, что я еду в невидимости, в ней и пойду во дворец.

Ставил ли Шелагин-старший сегодня всё на победу? Вряд ли. Я уверен, что у этого хитрого лиса еще очень много интересного найдется в заначке.

Когда мы доехали, оказались уже не первыми. Причем охрана князей не задерживала, хотя мне казалось, что Стаминские должны были распорядиться о недопуске посторонних. Все же клятва на верность империи — это не клятва императорскому роду лично. Даже пара репортеров прошла по личному приглашению князей. Похоже, Стаминским сегодня придется очень сложно.

В невидимости я прошел с Шелагиным, выглядящим совершенно расслабленным и даже отпускающим комплименты Беспаловой. Вот она выглядела напряженной и явно сомневалась в результате сегодняшнего Совета.

К ним тотчас же подошел Дорофеев и сказал, сильно понизив голос:

— Я против того, чтобы председательствовала Евгения Павловна. Она уже доказала свою неспособность вести переговоры.

— И что вы предлагаете, Александр Петрович?

— Жребий. Пусть председателя этого собрания определит случай, — предложил он.

— Прекрасная идея, — согласился Шелагин.

— Я тоже за, — поддержала их Беспалова.

Воодушевленный Дорофеев пошел с этим предложением дальше, и вскоре откуда-то был притащен совершенно прозрачный барабан. Вообще, суета в зале заседаний была совершенно нездоровая, все постоянно перемещались, чтобы пообщаться лично, и мне постоянно приходилось уворачиваться.

Каждый из пришедших князей писал свое имя на листке бумаги, которая затем отправлялась в сложенном виде в барабан. Я через наш канал связи поинтересовался у Павла Тимофеевича, не хочет ли он стать председателем — провернуть это незаметно для остальных князей я мог. После короткого раздумья князь ответил, что не стоит, потому что если реликвия появится перед председателем, то этому придумают множество объяснений, и не таких, как нам нужно. Но листок со своей фамилией он вынужденно в барабан отправил.

Княжич Прохоров тоже появился и не забыл запихнуть листок со своей фамилией. Хотя, конечно, он уже был не княжичем, а князем, поскольку остался в семье старшим.

К тому времени, как прибыла Евгения Павловна, вся в черном и с трагической миной на лице, бумажек уже набрался полный барабан.

— Право слово, дамы и господа, — страдальческим голосом сказала великая княгиня, — я не понимаю, в чем необходимость устраивать эту пляску на костях императора и цесаревича. — Она приложила платочек с кружевной каемкой к глазам, сделала вид, что с трудом справляется с волнением, и продолжила: — Можно было спокойно отложить княжеский совет на неделю или даже две. Хотя бы провести достойные похороны.

— Чтобы вы окончательно спрятали все следы? — выкрикнул кто-то из князей. — Не будет по-вашему. От председательствования вы отстраняетесь.

— Позвольте, — возмутился князь Стаминский. — Евгения Павловна — мать наследника, и она имеет полное право не просто присутствовать на этом собрании, но и возглавлять его.

— Евгения Павловна — ваша дочь, — насмешливо сказал Дорофеев. — Было бы странно, говори вы что другое, но на наше мнение ваши слова не повлияют. Евгения Павловна отстраняется от председательства, потому что мы ей не доверяем по ряду причин. И не хотим быть убитыми, как несчастный покойный князь Прохоров, которого вы с дочерью еще и оболгали.

— Позвольте, — возмутился князь Стаминский. — Князь Прохоров похитил реликвию и отказался ее возвращать.

— Князь Прохоров никак не мог похитить реликвию, — важно сказал Дорофеев. — Потому что, когда мы уходили, Евгения Павловна не выпускала ее из рук, а Прохоров ушел первым.

— Я требую, чтобы нам вернули все вещи, найденные при отце, — ввернул Георгий Прохоров. — Потому что его оболгали, убили и ограбили, что недопустимо для императорской власти.

— С возвратом вещей мы погодим, — опять высказался незнакомый мне князь, — пока не выясним, где главная реликвия.

— Да кому она сейчас важна? — попыталась смягчить вопрос улыбкой Евгения Павловна.

— Что значит кому? — возмутился Шелагин. — На системе реликвий строится система защиты страны. И вы предлагаете от нее отказаться, потому что потеряли главную? Или отдали своему отцу?

Все дружно посмотрели на Стаминского, которому от такого наглого обвинения резко поплохело.

— Реликвия была украдена, — ответил он. — В чем я могу поклясться.

— Хорошо клясться, если она украдена вами, — скептически бросил Прохоров. — Я требую, чтобы ее вернули нам, если уж моего отца облыжно обвинили в воровстве.

Требование свое он подкрепил массированным ментальным ударом, потому что некоторые князья явно начали раздумывать над компенсацией наследникам Прохорова и главная реликвия не казалась им чрезмерной потерей.

— Георгий Павлович, — грозно сказал Шелагин, — Если вы продолжите использовать ментальную магию, вылетите отсюда без права возвращения.

Прохоров стушевался и скрылся за чужими спинами, приняв поражение. Я подозревал — временно. Сейчас соберется с силами и придумает что-то еще, потому что, похоже, Прохоровы уже считают императорскую реликвию своей.

— Давайте прекратим ругаться и выберем председателя! — проорал Дорофеев. — И выбирать будет лицо незаинтересованное. — Он указал на одного из журналистов. — Вот вы. Идите сюда, крутите барабан.

— Вы лишаете меня законного места, — всполошилась Евгения Павловна. — Как мать наследника, я имею право.

— А наследника ли? — проорал кто-то из толпы. — Реликвия-то не просто так пропала.

Евгения Павловна пыталась себя отстоять, но на ее стороне был