Собрание Сочинений. Том 1. Произведения 1921-1941 годов. - Хорхе Луис Борхес

— опора души

— обитель смеха

земля:

— море зверей

— дно чертога ветров

— конь тумана

золото:

— пламя вод

— опора змея

— блеск руки

— медь раздора

зубы:

— рифы речей

кисть руки:

— сиденье сапсана

— край перстней

кит:

— кабан бурунов

клинок:

— лед битвы

— прут ярости

— огонь шлемов

— дракон клинка

— грызун шлемов

— шип битвы

— рыба сраженья

— весло крови

— волк ран

— ветвь ран

конь:

— сотрясатель узды

копье:

— дракон трупов

— змей щита

корабль:

— волк пучины

— конь пирата

— олень королей моря

— полоз викинга

— жеребец волн

— борона моря

— сокол прибрежий

король:

— хозяин перстней

— расточитель сокровищ

— расточитель мечей

коршун:

— кровавый лебедь

— петух мертвых

кровь:

— ручей волков

— прибой резни

— роса мертвых

— пот битвы

— пиво воронов

— вода меча

— волна меча

лето:

— прибыль людей

— отрада гадов

мертвец:

— дерево воронов

— овес коршунов

— жито волков

мир:

— отдых копий

море:

— крыша кита

— земля лебедей

— дорога парусов

— поле викингов

— луговина чаек

— узы островов

небо:

— шлем воздуха

— земля созвездий

— дорога луны

— лохань ветров

огонь:

— солнце домов

— пагуба деревьев

— волк храмов

пиво:

— волна рога

— прибой чаши

река:

— кровь утесов

— земля сетей

рука:

— сила лука

— бедро лопатки

сажа:

— черная роса очага

секира:

— хищница шлемов

— кормилица волков

сельди:

— стрелы моря

сердце:

— яблоко груди

— крепкий орешек мысли

серебро:

— снег кошелька

— лед тигля

— роса весов

скальд:

— воин песен

скамья:

— дерево отдыха

солнце:

— сестра луны[208]

— полымя воздуха

стрелы:

— град тетив

— гуси битвы

щит:

— земля клинка

— месяц ладьи

— месяц пиратов

— крыша битвы

— туча сраженья

язык:

— клинок рта

— весло рта

Опускаю сейчас фигуры второй степени, когда прямое обозначение соединяется с переносным, как, скажем, «влага прута ран» — кровь; «кормилец чаек гнева» — воин; «жито красногрудых лебедей» — он же, равно как и мифологические, вроде «погибель карлов» — солнце; «сын девяти матерей» — бог Хеймдалль. Опускаю и отдельные казусы, наподобие «несущая огонь моря» — женщина с золотым блюдом[209]. Из приемов наивысшей сложности, когда прихотливо нанизываются несколько загадок, приведу один: «ненавистники снега соколиных гнездовий». Соколиное гнездовье здесь — рука, снег руки — серебро, ненавистник серебра — раздающий его вождь, щедрый король. Как заметил читатель, ход в последнем примере — тот же, что у всех попрошаек: славить нерасторопного дарителя с тем, чтобы его поощрить. Отсюда многочисленные синонимы серебра и золота, отсюда завистливые обозначения короля: «хозяин перстней», «расточитель сокровищ», «хранитель сокровищ». Отсюда же — откровенные обращения вроде вот этого, принадлежащего норвежцу Эйвинду Погубителю Скальдов{370}:

Хочу сложить хвалу

Стойкую и прочную, как мост из камня.

И думаю, наш король не поскупится

На горящие угли рук.

Золото и огонь — опасность и блеск — для скальдов всегда тождественны. Любящий порядок Снорри объясняет это так: «Золото называют огнем руки или ноги, потому что оно красное, а серебру дают, наоборот, имена льда или снега, града или инея, поскольку оно белого цвета». И в другом месте: «Когда боги отправились в гости к Эгиру, тот принял их в своем доме (что стоял посреди моря) и приказал внести в палату золотые пластины, которые сверкали, подобно мечам, освещавшим Вальгаллу. С той поры золото называют огнем моря и всех вод и рек». Золотые монеты, кольца, усыпанные шипами щиты, мечи и секиры — всегдашнее вознаграждение скальда; в исключительных случаях он мог получить участок земли или корабль.

Мой перечень кёнингов неполон. Певцы стыдились буквального повторения и предпочитали истощать варианты. Достаточно взглянуть на те из них, которые относятся к «кораблю» и могут быть умножены простой перестановкой, составляющей неприметные труды забвения или искусства. Немало и обозначений воина. «Древом клинка» именует его один скальд, может быть, потому что «древо» и «победитель» — в исландском омонимы. Другие называют его «дубом копья», «посохом золотого чекана», «чудовищной елью железных гроз», «гущей рыбин сраженья». Бывало, что вариации подчинялись определенному правилу: так обстоит дело в стихах Маркуса{371}, где корабль как бы растет у нас на глазах:

Ярый кабан бурунов

Взлетел над крышей кита.

Медведь потопа утрудил

Древнюю дорогу парусников.

Бык волн порвал

Цепь, крепившую судно.

Культеранизм — помешательство классицистского ума; манера, упорядочиваемая Снорри, — всего лишь утрировка, почти что доведение до абсурда той страсти, которой подвержена любая из германских литератур: любви к сложным словам. Самые древние памятники этой словесности — англосаксонские. В «Беовульфе» (восьмой век) море — это дорога парусов, дорога лебедя, миска волн, купальня коршуна, стезя кита; солнце — свеча земли, радость неба, перл небес; арфа — дерево празднества; меч — последыш молотов, товарищ схватки, луч сражения; сражение — игра клинков, ливень железа; корабль — рассекатель морей; дракон — гроза ночей, хранитель клада; тело — обитель костей; королева — ткачиха мирных дней; король — хозяин перстней, золотой друг мужей, предводитель мужей, расточитель сокровищ. В «Илиаде» корабли — тоже «рассекатели моря» (так и хочется назвать их трансатлантическими), а царь — «царь мужей». Точно так же для агиографов девятого века: море — купальня рыбы, дорога тюленей, заводь кита, царство кита; солнце — свеча людей, свеча дня; глаза — жемчужины лица; корабль — скакун волн, скакун моря; волк — обитатель лесов; сражение — игра щитов, перелет копий; копье — змей войны; Бог — радость воинов. В «Бестиарии»{372} кит — страж океана. В балладе о Бруннанбурге{373} (десятый век) битва — разговор копий, треск знамен, сходка мечей, встреча мужей. Любой скальд пользуется теми же фигурами; новшество лишь в том, что они обрушиваются лавиной и переплетаются, становясь основой для еще более сложных символов. Поэтам здесь, можно сказать, помогает само время. Только когда «луна викинга» напрямую обозначает щит, певец может построить такое уравнение, как «змей луны викингов». А это впервые происходит в Исландии, не в Англии. Тяга к соединению слов в британской словесности сильна, но выражена иначе. «Одиссея» Чапмена изобилует самыми диковинными примерами. Одни («delicious-fingered Morning», «through-swum the waves») удачны; другие («Soon as white-and-red-mixed-fingered Dame») — чисто внешние и остаются на бумаге, третьи («the circularly-witted queen») — на редкость неповоротливы. К таким приключениям приводят германская кровь и греческая начитанность. Не говорю об общей германизированности английского языка, примеры которой, предлагаемые «Word-book of the English tongue»[210], сейчас привожу: lichrest, кладбище; redecraft, логика; fourwinkled, четырехугольник; outganger, переселенец; fearnought, смелый; bit-wise, постепенно; kinlore, родословная; bask-jaw, ответ; wanhope, отчаяние. Вот к таким приключениям приводят английский язык и ностальгическая память о немецком…

Просматривая полный каталог кёнингов, испытываешь неловкость: кажется, трудно придумать загадки менее изобретательные, но более нелепые и многословные. Однако прежде чем их судить, стоило бы вспомнить, что при переводе на языки, где нет сложных слов, их непривычность удесятеряется. «Шип войны», «военный» или «воинский» шип — неуклюжие перифразы,