Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин

со слезами на глазах повлиять на Зиновьева»[551]. Сохранившаяся в архиве Коминтерна стенограмма заседаний ЦКК в марте 1925 года[552] доказывает, как много общих черт объединяло этот партийный трибунал с технологией показательных процессов 1936–1938 годов, одним из главных обвиняемых на которых предстояло стать нашему герою.

В августе 1925 года о нем наконец-то вспомнили: Карл Радек стал ректором Университета имени Сунь Ятсена. За звучным названием скрывалась коминтерновская школа подготовки китайских революционеров. «Китайская косичка не привела меня в восторг»[553], — писал Радек о своем новом назначении, однако со свойственной ему энергией взялся за новое дело, принялся учить китайский язык и вскоре превратился в признанного эксперта в данной сфере. Его статьи, посвященные проблемам китайской революции, стали регулярно появляться на страницах газеты «Правда» и журнала «Коммунистический Интернационал». К этому периоду относится его набросок тезисов о политике Коминтерна, в котором автор формулировал не только нелицеприятную критику состояния его Исполкома, но и позитивные предложения, очевидно, все еще рассчитывая на окончательную реабилитацию и возвращение на авансцену международной политики большевиков[554].

Избегая пропагандистских штампов, Радек давал в целом верную оценку итогам Пятого конгресса Коминтерна — из руководства компартий были устранены социалисты довоенного склада, им на замену должны были прийти «молодые левые элементы, которые не прошли социал-демократической школы и поэтому легче смогут повести борьбу против социал-демократии, как левого фланга фашизма, которые решительнее смогут мобилизовать рабочие массы под знамена ленинизма».

Прошедший год показал, что решительная чистка европейских компартий от правых элементов закончилась катастрофой. «Левое крыло Коминтерна, пришедшее к власти под непосредственным давлением ИККИ, не было в состоянии справиться с задачей коминтерновской пропаганды». Играя с лозунгом раскола профсоюзов, коммунисты потеряли и без того шаткие позиции в рабочем движении. И наконец, «левый курс в Коминтерне означал не только отрыв от социал-демократических масс, от масс, симпатизирующих коммунизму, но он приводил с роковой необходимостью к отрыву от коммунистических партийных масс».

Поставив верный диагноз, Радек, как и его ментор Троцкий, не нашел адекватных методов лечения болезни, которая давно уже была обнаружена в правящей партии большевиков. Речь шла о прогрессирующей бюрократизации партийного и советского аппарата, его отрыве от реальных проблем, стоявших перед Советской Россией. Очевидно, что эта болезнь не могла не перекинуться на аппарат Коминтерна и зарубежных компартий, которые, как это подчеркивалось на каждом шагу, представляли собой «плоть от плоти» доктрины и практики большевизма. Иными словами, компартии вырождались в секты аппаратчиков и догматиков, находившихся на содержании ВКП(б).

О последнем факте говорилось как о язве, разъедающей организм коминтерновских секций, и говорилось открытым текстом (напомним, что радековские «наброски» не были предназначены для публикации): «Организационный поворот Коминтерна требует прекращения политики содержания партий субсидиями, особенно в тех странах, где партии легальны и могут содержать самих себя. Эти субсидии были необходимы в период непосредственных революционных возможностей, когда партиям приходилось пытаться охватить огромные массы… Теперь содержание партии — это содержание бюрократии, независимой от партии. Бюрократия эта не позволяет партии развить собственную внутреннюю жизнь, боясь, что будет смещена. Но, справляясь великолепно с функцией удушения жизни партии, она неспособна быть хотя бы только проводником решений Коминтерна, ибо это требует интимной связи с массой. Без ликвидации субсидий на содержание этой бюрократии все прочие реформы являются утопией»[555].

Разумные мысли о предоставлении партиям большей самостоятельности в кадровых и финансовых вопросах сочетались в документе с традиционным призывом к усилению руководящей и направляющей роли Исполкома. Радек обвинял этот орган в недостаточном контроле над отдельными секциями Коминтерна, самоустранении от оперативной реакции на ключевые для той или иной страны события. В случае с Болгарией и Эстонией это были неудавшиеся попытки революционных выступлений, в случае с Германией — неразумная тактика КПГ на президентских выборах, приводившая на первый пост в этой стране престарелого фельдмаршала Гинденбурга, деятельность которого станет роковой для веймарской демократии.

Луч света забрезжил в политической карьере Радека в начале 1926 года, когда после поражения ленинградской оппозиции на Четырнадцатом съезде ВКП(б) под ударом оказался его главный оппонент — Зиновьев. До сих пор остаются в ходу исторические легенды, согласно которым Радек вынашивал идею союза Сталина и Троцкого против Каменева и Зиновьева[556]. Реалии выглядели иначе. Сталин действительно вспомнил о «мастере тайных поручений» и попытался перетянуть его на свою сторону, уговорив новое руководство КПГ на его реабилитацию и отправку в Германию. «На днях я натолкнулся на решительное сопротивление делегации, причем двукратная беседа с нею не привела ни к каким положительным результатам», — с сожалением сообщал он Радеку 20 февраля 1926 года[557].

Память о совместной борьбе накануне несостоявшегося германского Октября облегчили Радеку вступление в ряды «объединенной оппозиции». Он стал одним из ее главных экспертов по международным вопросам, хотя в отличие от Зиновьева и Троцкого ни разу не получил возможности выступить с изложением ее платформы на пленумах Исполкома Коминтерна. В пылу борьбы с фракцией Сталина — Бухарина Радек прибегал к весьма оригинальным методам, вплоть до карикатурного высмеивания оппонентов[558], однако все они имели тот же нулевой эффект, что и его октябрьский ультиматум 1923 года.

2.20. «Китайская косичка»

Впервые Радек проявил себя в китайских вопросах во время Четвертого конгресса Коминтерна, когда под его руководством была подготовлена резолюция о задачах Компартии Китая (КПК). В ней делалась ставка на ее самостоятельное развитие в спектре национальных политических сил: «Коммунистическая партия Китая не должна подчиняться ни одному из этих центров, создающихся китайской буржуазией, даже если руководители этих центров имеют полудемократический или даже народнический характер»[559]. Однако вскоре с подачи советского полпреда в Китае Адольфа Иоффе НКИД высказался за тесное сотрудничество КПК и крупнейшей партии национально-освободительного движения страны — Гоминьдана, что и было продублировано на заседании Исполкома Коминтерна 6 января 1923 года[560].

Университет трудящихся Китая имени Сунь Ятсена (современное фото) и его студенты

[Из открытых источников]

Последующие события на завершающем этапе китайской революции описаны в соответствующих разделах каждого из очерков этой книги — все лидеры ВКП(б) и Коминтерна с надеждой смотрели на Дальний Восток, рассчитывая увидеть там еще один центр противостояния мировому империализму Запада. И наш герой здесь не являлся исключением, хотя его позиция во многом определялась логикой внутрипартийного конфликта в российской партии. «Вплоть до лета 1926 г. Радек всецело поддерживал линию ИККИ в Китае и как