Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

Советы должны измениться). Он признал, что Горбачев говорил о необходимости нового взгляда на недостатки, но сказал, что мы не можем знать, происходят ли реальные изменения. Затем он заявил, что Советский Союз несет ответственность за разжигание конкуренции в нескольких областях, которые до этого были относительно спокойными: химическое оружие, ракеты средней дальности и даже стратегические оборонительные вооружения. Он отверг советские предложения по контролю над вооружениями и их сокращению в этих и других областях как нереалистичные. В одном из наименее противоречивых комментариев он затем с очевидной откровенностью сказал: "Короче говоря, у нас большие проблемы с установлением реального диалога". Подтвердив готовность США идти навстречу Советскому Союзу, он сказал далее, что "без некоторых изменений в советском подходе к вопросам безопасности, фактически в мышлении, которое лежит в его основе, я боюсь, что даже постепенных улучшений будет крайне трудно достичь". В качестве лакмусовой бумажки он поставил "практические меры", но ему не хватило точности или даже последовательности, когда он продолжил объяснять, что "советское руководство должно знать, что у нас на уме такие практические меры, как Афганский стан, Куба и Ливия". Он выразил американскую самоуверенность, добавив, что "не должно быть никаких сомнений в способности Соединенных Штатов справиться с этими трудностями, когда они встанут на нашем пути". Проблема в том, что "это делает улучшение в других областях более трудным". Затем он выступил за внутренние перемены в Советском Союзе. И в заключение он заявил

Американская готовность "делать маленькие шаги вперед", как ни странно, сочетается с ком

что "те, кто стремится лишь к небольшим улучшениям, в итоге не получают никаких". "Речь Макфарлейна была идиосинкразической и непрозрачной. Она была интерпретирована

в американской прессе как пессимистическое и рисующее "мрачную картину". Что имели в виду Советы, неясно. Но действия в последующие несколько дней привели к более резкой интерпретации в американской прессе: "Антисаммитский арсенал Рейгана", "Жесткая стратегия США", "Осень конфронтации", "США сигнализируют о жестком подходе к ноябрьским переговорам на высшем уровне".

 

На эту реакцию наложилось заявление Белого дома о том, что Соединенные Штаты планируют провести раннее испытание противоспутникового оружия (ПСС) в космосе, не считая одностороннего советского моратория на испытания ПСС (объявленного в августе 1983 года, но действовавшего с 1982 года). Соединенные Штаты не были заинтересованы в запрете ПСС.

На следующий день Государственный департамент объявил, что Советский Союз использовал невидимый химикат для отслеживания перемещений американских дипломатов в Москве, чтобы проверить их контакты с советскими гражданами, и что этот химикат может быть "потенциально вредным" для здоровья. "Шпионская пыль", как ее быстро окрестили, была новым интригующим фактом. Но американская реакция (на химический метод, о котором Соединенные Штаты знали уже десять лет, а возможная опасность для здоровья была неопределенной и позже окончательно опровергнутой) вскоре была названа "шпионской пылью на дороге Саммита", как выразилась редакционная статья в "Нью-Йорк Таймс".

Вскоре после эпизода со шпионской пылью неожиданно всплыл целый ряд дел о шпионаже, привлекая внимание к этой теневой конкурентной стороне советско-американских отношений. Несколько дел возникли ранее в этом году, поэтому эффект был скорее нарастающим крещендо, чем внезапным новым всплеском. В начале года стало известно, что Аркадий Н. Шевченко, высокопоставленный советский дипломат, перебежавший в США семь лет назад, до этого три года был американским шпионом. Но это было старое дело. В марте состоялся захватывающий суд над привлекательной русской эмигранткой из Калифорнии Светланой Огородниковой, которая соблазнила специального агента ФБР Ричарда Миллера, который стал первым агентом ФБР, обвиненным в шпионаже (и впоследствии осужденным). Более значительным был арест в Москве в июне и последующая казнь советского инженера Адольфа Г. Толкачева за шпионаж в пользу США, а также высылка второго секретаря американского посольства Пола К. Стомбо как агента ЦРУ, когда эти двое были пойманы с поличным. Все значение этого ареста стало известно только в сентябре после успешного бегства из США бывшего сотрудника ЦРУ Эдварда Л. Ховарда, который предоставил информацию, приведшую к аресту Толкачева и, вероятно, нескольких других американских шпионов в Советском Союзе, а также к раскрытию информации о персонале и методах ЦРУ в Москве. В то же время подробно освещалось дело о давней семейной шпионской группировке, возглавляемой бывшим военным моряком Джоном А. Уокером-младшим, арестованным в мае.

В сентябре Соединенные Штаты опубликовали обоснованное исследование разведки, в котором подробно описывался обширный советский технологический шпионаж на Западе. Министр Вайнбергер использовал этот случай, чтобы призвать к ужесточению ограничений на въезд, сокращению контактов с советскими гражданами и уменьшению числа советских дипломатов в Соединенных Штатах до уровня ниже американских дипломатов в Советском Союзе.

 

В сентябре были обнародованы еще два примечательных случая перехода на сторону Vest важных советских разведчиков. Олег Гордиевский, шеф КГБ в Лондоне, дезертировал (и, фактически, был вывезен из Советского Союза) несколькими месяцами ранее, но о его дезертирстве стало известно, когда в сентябре Великобритания выслала из страны тридцать одного советского разведчика, включая весь отдел КГБ из двадцати пяти человек. Примерно в то же время Соединенные Штаты сообщили, что 1 августа заместитель начальника одного из ключевых управлений КГБ в Москве, Виталий С. Юрченко, дезертировал в США (во время поездки в Италию). Позже стало известно, что Юрченко сообщил Соединенным Штатам о Говарде (и об Уильяме Пелтоне, бывшем сотруднике Агентства национальной безопасности, арестованном в ноябре). Однако 2 ноября Юрченко ускользнул от сопровождения ЦРУ и передислоцировался в советское посольство в Вашингтоне. Возникли вопросы о том, не был ли он "подсадным" и оперативным сотрудником КГБ, симулировавшим дезертирство, хотя профессиональные суждения сводились к тому, что он был настоящим дезертиром, который запоздало одумался и решил вернуться.82 Не был предан огласке тот факт, что два офицера КГБ, служившие в то время в советском посольстве в Вашингтоне, тайно докладывали ФБР. Один из них, подполковник Валерий Мартынов, попал под подозрение и был возвращен в Москву вместе с Юрченко, а затем арестован по его прибытии.83 В целом 1985 год был активным годом для разоблачений в области разведки и шпионажа.

 

Разоблачения летом и осенью в американских СМИ и, в меньшей степени, в советской прессе о шпионской деятельности противников, как правило, усиливали взаимные подозрения и страх, даже если эта реакция не влияла непосредственно на девелопмент государственных отношений.

Также произошел ряд "нормализующих" событий. В конце августа Москву посетил министр сельского хозяйства Джон Блок. В следующем месяце Горбачев принял делегацию Конгресса, включавшую девять сенаторов во главе с Робертом К. Бердом и Стромом Турмондом, а Лев Николаевич Толкунов возглавил советскую парламентскую делегацию в США. В