Путешествие в Сибирь 1845—1849 - Матиас Александр Кастрен

несколько небольших избушек, построенных на манер русских. Кроме того, виднелось множество загородей для скота, маленьких амбаров, больших стогов сена и т.д. Удивленный такой роскошью, я начал расспрашивать моего возчика, который и сообщил мне, что этот улус — татарское зимовье, что качинские татары меняют свои жилища обыкновенно по три раза в год: весной, летом и осенью; что имеющие большие стада принуждены даже и летом несколько раз перекочевывать, тогда как бедные семейства остаются целое лето на одном месте, что многие не имеют даже и особенных весенних становищ, которые, впрочем, ничем не отличаются от летних. Как для летних, так и для весенних становищ избираются по преимуществу места с хорошими пастбищами; для зимовьев же — лесистые, близ реки или озера. Зимнее становище — как бы главная резиденция татарина: тут он живет в избе или по крайней мере в войлочной юрте; тут у него луга, иногда и пашни; тут он строит не только амбары для запасов, но и загороди для скота. В этих загородях он держит, однако ж, скот не всю зиму, а только в дурную погоду или когда выпадет слишком много снегу. Диких лошадей никогда не загоняют в загороди, они устраиваются только для одомашненных лошадей, коров, овец и коз. Рогатый скот для обезопасения от хищных зверей запирают в загороди каждую ночь.

Как я въехал в замеченное мною с горы зимовье, скот загоняли уже в загороди. Пожилой татарин пустил меня к себе на ночлег, но заснуть не было никакой возможности. Там, где собраны сотни коров, овец и коз, неизбежна музыка, от которой, как говорит Вайнемойнен, «лопаются перепонки уха, и сон бежит прочь на целые недели». По счастью, мой хозяин был из рода певцов и почти всю ночь занимал меня древними сказаниями о богатырях. Сказания эти обыкновенно поются под звуки двухструнной балалайки, но так как при такой передаче певец почти никогда не успевает докончить в одну ночь[188] и одной богатырской песни, то я и упросил старика просто рассказать мне вкратце содержание его лучших песен.

Татарские богатырские песни изображают смелыми чертами деяния какого-нибудь преславного витязя, заставляют его побеждать не только людей, но и богов, и заключаются обыкновенно тем, что непобедимый герой добывает, наконец, себе жену и спокойно доживает с нею до глубокой старости. Сравнение татарских богатырских песен с финскими и самоедскими показывает замечательное сходство их с сими последними как в целом, так и в частностях. Колоссальное в представлении — главная характеристическая черта, общая всем им, потому что воспеваемая финскими песнями природа, богатая серебром и золотом, деревья, касающиеся макушкой неба, животные, покрывающие собой целые моря и земли, богатыри, от одного голоса которых моря волнуются, земля дрожит и горы расседаются, — все это и многое другое почти слово в слово находится и в татарских богатырских песнях, и, несколько только в грубейшей форме, в самоедских. Большое сродство между ними обнаруживает далее и та внутренняя жизнь, которую песни этих народов придают всему существующему в природе: каждая рыба, птица, куст, камень, каждое бревно одарены чувством и радуются, и горюют. Много сходного и в чародейственных представлениях. В этом отношении и у татар сила магии, т.е. мудрость, ставится выше силы меча; так, герои их отправляются в далекие земли за мудрым советом, и не один непобедимый побеждается слабой женщиной только силой мудрости. Замечу здесь, кстати, что по понятиям татар, песнь — высшее выражение мудрости и нет в природе существа, которое бы могло противостоять ей. С благоговением рассказывали мне татары, как семь Кудаев[189] сидят на вершине облака и слушают прекрасные песни, сопровождаемые звуками арфы. Даже Айна[190] выходит из земли по пояс, чтоб послушать звуки арфы и песнь, которой увлекаются и птицы воздушные, и рыбы водные, и звери степные, и даже сами скалы и горы. Как не вспомнить при этом песни Вайнемойнена, когда он в первый раз дотронулся до струн своей арфы из щучьих ребер!

Татарские богатырские песни имеют, кажется, и некоторую историческую важность[191], но главное их достоинство то, что они — сокровищница мифологической мудрости. Из этих песней, между прочим, видно, что в древности татары поклонялись высшему божеству под именами Кудая, Джиите Кудая (Djiite Kudai — семь Кудаев), Тоогос Кудая (девять Кудаев) и Тоогос Тйейен (девять Тйейенов). Кудай, по их представлению, живет над облаками и, по одной сказке, сидит в шатре за занавесью и вписывает в большую книгу рождающихся и умирающих. Кудаю много хлопот с землей, управление которой он вверил храбрым богатырям-ханам. Над ними он поставил так называемого Улу-хана — «Большого хана»[192], который возвещает волю Кудая на земле из писаной книги. В одной песне говорится о таком Улу-хане, что он родился в одно время с светом, что смерть и болезни над ним не властны, и что возраст его меняется, как четверти месяца. Эта песня упоминает еще о многих других богатырях, которых Кудай одарил также бессмертием, но потом, когда они возмутились против него, в наказание за их дерзость обратил в камни. Поэтому и теперь сохранилось еще мнение, что все каменные изображения, которые во множестве встречаются на Саянской степи, в свое время были знаменитые герои и героини.

Кудай представляет в татарской мифологии доброе начало, все же злые, враждебные Кудаю существа называются айна. Эти живут под землей и подчинены набольшему, именуемому Ирле-ханом[193]. Как богатыри пользуются покровительством Кудая, так шаманы находятся в дружественных отношениях с Ирле-ханом, и каждый имеет в услугах по нескольку айн, присутствующих и помогающих им при заклинаниях. По существу своему айны, собственно, незримые духи, но часто принимают образы людей, змей, собак, птиц и т.д. Значение айн имеют, как мы выше заметили, и все пришитые к одежде шамана суконные лоскутья, колокольчики, бубенчики и железные бляшки.

Поклонялись в старину также и высоким скалам, святость которых обозначалась намалеванными или высеченными фигурами[194], и могильным курганам, и вышеупомянутым каменным истуканам[195]. Из деревьев чествуется у татар лиственница, как у финнов рябина. Вместе со многими народами они чтут змею и медведя, почитают также священными и разных птиц, и из них больше всех лебедя. Следующий, всюду распространенный обычай показывает уважение их к этой птице. Как скоро татарин застрелил лебедя, он отправляется с ним к соседу и по предварительном угощении айраном дарит его ему, за что сосед непременно должен одарить лучшей своей лошадью. Новый владелец лебедя в свою очередь отправляется с