Блокадные дни. «Жёлтый снег…» - Елена Константиновна Зелинская

– Не надо. Обменяйте их на что-нибудь, а нам вообще-то и читать на батарее некогда… Пошли, комиссар… Девочку поскорее увозите.

– Ну хоть по одной-то книжке возьмите на память, – взмолился я.

– На память? Это можно… – Капитан оглядел стеллаж. – Вот эта, синий корешок, на котором серебром «Казаки»…

Это был справочник по казачьим частям перед войной 1914 года. В нем же имелись исторические справки про время образования каждой из частей, краткая их история.

– Подходит, – сказал капитан. – Мы ведь оба из донских казачьих мест. – Он взял вынутую мной книгу и сунул ее в опустевшую сумку. – Счастливо вам оставаться и скоро уехать.

Когда они были в дверях, лежащая под пледом Ольга Филипповна подала голос:

– Скажите хоть, как вас зовут, господин моряк?

Капитан назвал фамилию.

– Поминайте нас обоих, мамаша, если вы, как моя бабушка, верующая, – добавил он и с этим вышел.

Когда я возвратился в нашу комнату, все втроем плакали.

– Как его фамилия? – спросил я. От того, что произошло, я еще не совсем опомнился.

– Веснянкин, – ответила лежащая Ольга Филипповна.

Ляля стояла у стола и считала кусочки сахара.

В один из дней, когда я устроился на новую работу и, возвращаясь с нее, входил в ворота нашего дома, меня окликнула управдом Бехова:

– А вы рази не уехали? А к вам тут командир приходил. Так я сказала, что уехали. На Большую землю. Это, значит, не вы вчера грузились? А он загрустил… Не уехали, значит? А я сказала, уехали…

– Ничего не передавал? – спросил я.

– Так я же думала, что уехали… – Бехова хитро смотрела на меня.

– Как же мог я уехать, когда моя жена вам говорила, что уедет только она одна. И вы это знаете… Справку же выдавали?

– Да рази всех упомнишь… Много вас тут прописано. Напишут, что уедут, а сами…

Добавлю, что сколько я ни просил двоих своих школьных друзей, ставших в конце войны контр-адмиралами[13], помочь мне в поиске офицера береговой обороны по фамилии Веснянкин, они оба со временем отозвались, что по их каналам найти его не удается. После войны, уже в 1947 году, я просил навести подобные справки вице-адмирала Юрия Федоровича Ралля. Обязательный и точный Юрий Федорович записал в блокнот все, что я мог сообщить, но и ему через месяц ответили, что такого офицера в Балтийском флоте во время войны не значилось. И тогда у меня вкралось предположение, что из скромности добрый человек наскоро придумал себе псевдоним, соответствующий времени года.

Такое предположение находилось в соответствии с тем радостным и благодарным, что внесли оба моряка в нашу жизнь своим поведением, своей добротой. Но много лет спустя мне в руки попал изданный в 1962 году сборник статей «Воины Балтики», и я встретил упоминание о командире батареи капитане Меснянкине. Тотчас я послал в архив Министерства обороны запрос о командире с такой фамилией и вскоре получил ответ, что Меснянкин Всеволод Николаевич ушел в запас в 1953 году в звании подполковника и после демобилизации куда-то уехал. Но куда? Как хотелось бы мне увидеть его снова и узнать хоть что-нибудь о дальнейшей жизни этого человека, навсегда оставшегося в памяти нашей семьи…

Когда разбирая по фразам, а то и по отдельным словам рукопись дяди, я добрался до страниц, посвященных капитану Меснянкину, но как только прочел его фамилию, вспомнил, что в папке с фотографиями, оставшимися от В.М., на глаза неоднократно попадался снимок морского командира, в кителе еще без погон (значит, до 1943 года), на обороте которого почерком, правда, не В.М., а его вдовы Натальи Ивановны написано – «Мяснянкин». Видел ли этот снимок В.М.? Едва ли. Скорее всего, снимок этот уже после его смерти случайно обнаружила в каком-нибудь архиве сама Наталья Ивановна и, видимо, помня устный рассказ дяди (он писал «Блокаду», когда они были вместе в Эльве), запомнила эту фамилию. Но спросить – точно ли так? – уже поздно…

В 2004 году вышла толстая книга большого формата В.К. Красавкина и Ф.С. Смуглина «“Здесь град Петра и флот навеки слиты”. История морских частей в городе на Неве (1703–2003)». Спб.: БЛИЦ, 2004. В алфавитном списке в конце этой книги я нашел В.Н. Меснянкина. Командовал он «19-й отдельной железнодорожной артиллерийской 180-мм батареей», а транспортеры его стояли первой блокадной зимой на станциях Охта-товарная, Московская-сортировочная и Шоссейная. На странице 314 В.Н. Меснянкин значится как капитан (январь 1942 года), на странице 319 – уже как майор (май 1942).

Еще из книги можно узнать, что тяжелые орудия 19-й железнодорожной батареи 1 мая 1942 года принимали участие в мощном артобстреле полутора десятками подобных батарей вражеских прифронтовых гарнизонов. Обстрелу тогда подверглись Слуцк, Пушкин, Урицк, Красное Село, Константиновка, Стрельна, Новый Петергоф, Знаменка, Володарский, Немецкая колония, железнодорожный узел Мга.

Таким образом, реальность существования этого человека, которого так хотел разыскать В.М., подтвердилась. Как жаль, что они так больше и не встретились! Как жаль! Это ведь был, судя по всему, тот самый тип человека, которого В.М. все время искал и в реальной жизни, и среди архивных бумаг.

Зная дядю, уверен, что если бы он разыскал Меснянкина, то нашел бы такую форму дружбы с ним, которая позволила бы им быть близкими людьми до конца дней.

23

За несколько дней до отъезда моих близких, когда мы находились в напряженном ожидании прихода машины из Тихвина и в тысячный раз обсуждали вопрос, ехать ли мне с ними или не ехать, к нам неожиданно пришел случайно встреченный мной на улице огромный и страшный в своей устрашающей худобе некий мой товарищ по средней школе.

До сих пор недоумеваю, почему ему пришла в голову мысль приобщить именно меня к этому источнику питания. До войны мы виделись очень редко и всегда не у меня, а у его сестры, бывшей замужем за моим близким другом. Но так или иначе, он пришел и сказал мне, что идет к некоему лицу, начальнику гужевого обоза, развозящего хлеб по торговым точкам, у которого за ценные вещи можно выменять хлеб и конину. На вопрос, какие ценности идут в ход, мой знакомый ответил, что хорошо идут золото и серебро, а также отрезы на пальто или костюмы. Он сам несет серебряные ложки и стаканчики.

Ворота, в которые мы вошли, были на Обводном канале. Из будки выглянул привратник, и мой спутник сказал:

– К Олейникову. К Роману Артемьевичу.

Мы шли через двор, на двор выходили однотипные