Калиакрия - Владимир Виленович Шигин

– Клянемся! Клянемся! Клянемся

Глава вторая

От Фокшан до Рымника

К весне 1789 года Екатеринославская армия была увеличена до 80 тысяч, а Украинская – до 35. Первая долженствовала занять линию Днестра. Вторая – прикрывать действия Первой и держать связь с австрийцами.

Первыми в тот год начали, понукаемые старым Гассан-пашой турки, которые неожиданно напали на наши и австрийские передовые отряды. После первой же стычки австрийцы, по своему обыкновению, отступили. Наши же во главе с генералом Дерфельденом дважды разбили нападавших на голову при Максименах и Галаце. А вскоре в дивизию Дерфельдена прискакал Суворов и принял над ней командование. Этому назначению предшествовала своя интрига. Так и не получивший после очаковского ранения никакого назначения, Суворов отправился в Петербург, где представился императрице. Поблагодарив ее за награды, он поклонился ей и, вздохнув, сказал:

– Матушка, я прописной!

– Как это? – спросила Екатерина.

– Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали в команду! – еще раз вздохнул генерал-аншеф.

В тот же день Суворов был назначен в Украинскую армию, куда немедленно и отправился. Там он и вступил командование дивизией, расположенной между реками Серетом и Прутом. Одновременно Потемкин добился увольнения Румянцева и сосредоточил власть над двумя армиями в своих руках. В румянцевских полках начались ревизии и выявление былых недостач.

Тем временем, турки, воспользовавшись заминкой противника, решились нанести сильный удар. Многочисленный корпус под начальством Османа-паши двинулся на Фокшаны, дабы разбить сначала австрийцев, а потом обратиться и на наших. Узнав об этом, командовавший левым флангом австрийской армии принц Саксен-Кобург-Заальфельд, (отличившейся в прошлую компанию победами при Батушане, Бойана-Лоси и Рогатине и при взятии Хотина) немедленно отписал письмо с просьбой о помощи командиру ближайшей к нему русской дивизии. Это был Суворов.

– Я выступаю! – велел передать принцу генерал-аншеф, пробежав глазами присланную бумагу.

Русские полки двинулись по кратчайшей, но трудной дороге. Шли вечер, ночь и весь следующий день почти без роздыха. Наконец, пройдя в 28 часов 50 верст самой дурной дороги, Суворов соединился с австрийцами. Кобургский поверил столь быстрому прибытию союзников лишь, когда увидел их лично. Весь следующий день пошел на наводку трех мостов на реке Тротуше. Вскоре прискакал адъютант принца с просьбой о встрече с русским генералом.

– Медлительность, нерешительность, многословность! – скривился генерал-аншеф, узнав о просьбе Кобургского. – Передайте принцу, что я, к сожалению, сейчас очень занят, и встретить его не могу. Недоуменный принц прислал второго адъютанта, который вернувшись, известил Кобургского, что русский генерал молится, а третий доложи, что Суворов уже спит. А затем принц получил записку от генерал-аншефа извещавшую, что в 2 часа ночи союзники выступают тремя колоннами, среднюю составляют русские полки. «Говорят, что турок перед нами тысяч пятьдесят, а другие пятьдесят – дальше; жаль, что они не все вместе, лучше бы было покончить с ними разом» – писал Суворов.

Получив записку, Кобургский пришел в ужас, но делать было нечего. Несмотря на то, что принц был старше в чине, он почел за лучшее подчиниться странному Суворову.

В 3 часа после полуночи союзники выступили тремя колоннами, перешли по трем мостам речку Тротуш и продолжали путь к Фокшанам. Наконец, казаки донесли, что наткнулись на турецкие пикеты.

Утром 20 июля Суворов выехал вперед, производя рекогносцировку, и чуть было не попал в руки турок, но к счастью те его не узнали. Войска выстроились в боевой порядок: по правую руку австрийцы, построившись каре в две линии и конницей в резерве. Там же шел и личный драгунский полк принца «Саксен-Кобург». Наши выстроились так же в две линии и конницей в резерве. Между отрядами союзников встали австрийские гусары полковника Карачая.

Вскоре показался первый отряд турецкой конницы, Суворов немедленно выслал на перехват сотню казаков.

После полудня вперед двинулись главные силы. Турки контратаковали конницей, но после упорной, схватки откатились за реку Путну. К этому времени стемнело. Хлынул проливной дождь, с трудом навели мост, по которому войска немедленно перешли на противоположный берег. Там по докладу казаков стояли главные силы турок.

С рассветом в воздух взвились полковые и батальонные знамена, ударили барабаны, и союзники двинулись вперед.

– Генеральное направление на Фокшаны! – объявил Суворов.

Перед передовыми каре уже гарцевали турецкие спаги. Когда их скопилось несколько тысяч, начались непрерывные атаки. Особенно настойчиво атаковали турки русские полки, прекрасно понимая, что именно они являются становым хребтом союзных войск. Наторелые русские батальоны встречали спагов хладнокровно, близким огнем. Время от времени некоторые отчаянные головы, доскакивали до самого каре, отчаянно рубя ятаганами ружейные стволы, и даже врывались внутрь, но тут же погибали на штыках. Конные атаки продолжались непрерывно более двух часов, пока конница не ускакала прочь.

Союзники продолжали наступление. Встретившийся густой бор, чтобы не расстраивать боевые порядки, обходили с двух сторон. Из лесу палили турки, но вскоре их отогнали посланные казаки и арнауты. Затем пришлось маршировать через густой и колючий кустарник. Все вымотались, у людей и лошадей ноги были перецарапаны и изранены. Артиллерию тащили на руках. Турок отбивали конницей. Наконец, вдалеке показался турецкий лагерь, защищенный ретраншаментом. Между тем, турецкая кавалерия очистила поле, заняла позицию на флангах, и турки открыли сильный артиллерийский огонь.

– Ускорить движение! – велел Суворов, когда первые ядра со зловещим посвистом пронеслись у него над головой. – Артиллерии поддержать атаку!

Теперь солдаты уже не шли, а почти бежали с ружьями наперевес. Артиллеристы, быстро развернув свои пушки, открыли огонь по турецким батареям, быстро заставив их замолчать. Едва же с флангов на нас снова устремились спаги, их контратаковали гусары и карабинеры. В бешенном аллюре кавалерия опрокинула спагов, а потом, на всем скаку, врезалась в байраки янычар, заставив и их бежать за окопы.

За ними туда же в штыки рванулся авангард генерала Дерфельдена и выбил турок из окопов. Янычары отходили, потрясая своими кривыми саблями, конница же унеслась с поля брани в полном беспорядке.

Несколько сот особо отчаянных янычар затворились в монастыре святого Самуила, поклявшись защищаться до крайности.

Не желая штурмовать святую обитель, Суворов предложил им сдаться. В ответ со стены сбросили отрезанную голову казака.

– Артиллерии бить в ворота на пробой! – распорядился раздосадованный генерал-аншеф.

Янычары держались упорно. Наконец, удалось разбить ворота. Дерфельден повел войска на штурм, а за ним кинулись и австрийцы. Видя, что все пропало, один из янычар взорвал пороховой погреб. Сильнейший взрыв погреб под обломками стен и зданий и оборонявшихся, и нападавших. Только побитых офицеров вытащили из-под