Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

То была, вероятно, единовременная дань, или, "окуп", контрибуция". "Однако летописцы ХV–XVI вв. перекроили старые тексты, исказив суть того, что произошло в Киеве. Далекую от исторической правды версию приняли историки…"[1137].

И.Я. Фроянов, несомненно, прав, отвергая устоявшееся мнение о том, что Олег налагал дань на словен, кривичей и мерю, как правитель государства. Древнейший вариант, представленный в Н1Л, действительно свидетельствует, что дань платилась варягам и словенам. Но получали ли дань их союзники кривичи и меря? В этом можно усомниться. На наш взгляд, понимание всей конструкции должно быть следующим: "Игорь… определил давать дань словенам и варягам, а кривичам и мери — давать дань варягам, а от Новгорода давать варягам 300 гривен в год, ради сохранения мира". Таким образом, варяги и словене получали дань с южных покоренных территорий, кривичи и меря обязывались данью варягам[1138], а Новгород должен был откупаться от набегов викингов.

Это не противоречит сложившейся ситуации. Варяги и словене занимали господствующее положение в Северном суперсоюзе племен. Логично, что когда оформился союз словен и варягов[1139], словене освободились от уплаты дани, тогда как остальные члены союза должны были платить дань не только варягам, но и словенам. Об особой роли словен свидетельствуют и другие факты: в перечне участников похода 907 г. на Константинополь они указаны вторыми (после варягов)[1140]; Олег особо выделил словен из состава участников похода, приказав грекам: "шиите пре паволочите Руси, а Словеномъ кропинны"[1141]; именно в Новгороде сидел, как подчеркнул Константин Багрянородный "Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии"; именно там находили себе приют и поддержку в борьбе с Киевом Владимир и Ярослав; там же по традиции, занимали стол старшие сыновья великих князей киевских и т. п. Органичная связь новгородцев, словен, и с династией, и с "варягами" несомненна. Характерны и летописные пары: "словене и варяги, кривичи и меря" и т. п. Может быть осмысляя эту связь и написал летописец загадочное: "…И суть новгородстии людие до днешнего дни от рода варяжьска"?[1142]

В разночтениях о дани видно противоборство новгородской и киевской традиций. Известно, сколь позорно было данническое состояние[1143]. Это обстоятельство, равно как реалии ХI — начала ХII в., и побудило, по-видимому, киевского книжника "подправить" текст. Характерна и такая деталь. Касаясь новгородской дани в 300 гривен варягам, Н1Л отметила неопределенно "еже не дають", тогда как ПВЛ конкретизировала: "еже до смерти Ярославле даяше Варягомъ"[1144]. Иными словами, для новгородца было важно подчеркнуть, что дань не дают, причем таким образом, чтобы было не ясно, давали ли вообще. Киевский книжник, напротив, акцентировал внимание на уплате оной вплоть до кончины Ярослава.

Таким образом, расширение суперсоюза на юг и перенос резиденции русов в Киев, привели к известным изменениям в отношениях между субъектами северной "конфедерации". Кривичи, меря и, возможно, весь (летописная "чюдь"?) подчиняются Киеву, но, видимо, через посредство словен и оставшихся на севере варягов, осевших в упоминавшихся "виках". С возвышением полян, с которыми варяги-русь заключают союз[1145], началом формирования городов-государств менялся и расклад сил. Муромская и Ростовская (с Белоозером) земли попадают в непосредственную сферу влияния Киева и других полянских центров. Некоторые территории выходят, возможно, из под власти русов. Так, из летописи следует, что в последней четверти Х в. в Полоцке находился Рогволод, который не зависел ни от Ярополка Киевского, ни от Владимира Новгородского. В Турове сидел некий Туры. Обстоятельства появления их в названных городах туманны. Можно думать, что последние были заняты какими-то варяжскими дружинами, вожди которых могли быть никак не связаны с Рюриковичами: "Рогволодъ пришелъ из заморья, имяше власть свою в Полотьске, а Туры в Турове…"[1146]. Впрочем, нельзя исключать и их связи с летописными мужами Рюрика, которые получили от него города и которые (или их преемники), со временем, стали самостоятельными князьями. Благоприятная ситуация для этого могла наступить с уходом Олега и Игоря на юг, когда те были заняты "обустройством" новых владений.

Менялся и статус словен, которые, судя по всему, к середине второй трети Х века оттесняются полянами, но сохраняют особое положение в объединении. Так, согласно известию весьма авторитетного и информированного автора, Константина Багрянородного, в Новгороде "сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России"[1147]. Тем самым подтверждался и поддерживался особый статус Новгорода. Однако к тому времени, когда Святослав, решив уйти навсегда в свой излюбленный Переяславец на Дунае, начал наделять русскими столами своих сыновей, в Новгороде, если верить летописям, князя не было: "Святославъ посади Ярополка в Киеве, а Ольга в деревехъ. В се же время придоша льдье Нооугородьстии, просяще князя собе: "Аще не поидете к намъ, то налеземъ князя собе". И рече к нимъ Святославъ: "Абы пошелъ кто к вамъ". И отпреся Ярополкъ и Олегъ. И рече Добрыня: "Просите Володимера"… И реша Нооугородьци Святославу: "Въдаи ны Володимира". Он же рече имъ: "Вото вы есть". И пояша Нооугородьци Володимера к собе…"[1148].

Вряд ли этот летописный рассказ уместно рассматривать как "красноречивое свидетельство" о второразрядной роли Новгорода, "не говоря уже о Ладоге", о презрительном отношении Святослава к "северной столице" Руси и т. п.[1149]. Перед нами не протокольная запись речи Святослава, а книжная конструкция летописца. Смысл ее можно трактовать по-разному. Пожалуй, проще всего было бы усмотреть здесь попытку киевского летописца принизить значимость Новгорода — основного соперника Киева, опираясь на авторитетную "внешнюю санкцию", исходящую от легендарного Святослава. Однако не может не бросаться в глаза внешнее сходство нарисованного летописцем сюжета с ситуацией конца XI — начала XII в., в частности, с событиями 1102 г.[1150]. Не переносил ли летописец на древнюю эпоху реалии своего времени, когда новгородцы "вскармливали" себе князей? Не естественен ли для него такой порядок вещей? Да и в очередной раз показать, какой город главнее, где сидели и куда стремились Рюриковичи, было не лишним. Получалось, таким образом, что княжеский стол в Новгороде вторичен, по сравнению со стольным столом киевским: Олег и Игорь ушли из Новгорода в Киев (как лучший, тем самым, и "старший"), сделав его "матерью городов русских", а Святослав назначил в Новгород одного из своих сыновей. Причем назначил подобно тому, как и древлянам. В такой летописной трактовке получалось, что новгородский стол даже менее престижен, чем древлянский. Новгород, таким образом, терял свою исключительность и превращался в один из подчиненных Киеву городов.

Не исключено также, что события 1102 г., в которых новгородцы унизили не только Святополка и его сына, но и, в известной степени, Киев, явились побудительным мотивом для конструирования