Я тебе изменил. Прости - Инна Инфинити

Я продолжаю молчать. Я реально охренела от наглости и бесцеремонности этого парня. Никогда в жизни ни один сотрудник нашей компании не смел настолько фамильярно со мной разговаривать.

— Мало что долго бывает важным. Спорим‚ через десять лет ты даже не вспомнишь из-за чего ты сегодня плакала? — мальчишка добивает меня еще больше.

Глава 7. Не плачь

— Я жена твоего начальника, — отмираю. — Следи за тем, как разговариваешь со мной.

Я просто в шоке. Я даже не знаю, как это назвать. Хамство? Да, хамство. Так вот — никогда в жизни не встречала такого хамства.

— Хватит прикрываться мужем. Ты вполне самодостаточна.

К нам подходит официант и кладет на стол меню. Мы не притрагиваемся к нему. Я так и сижу, словно ведром ледяной воды облитая. Встать бы да уйти, но почему-то не могу. Если отбросить наглость и борзость пацана, он меня забавляет. Его внимание ко мне — как контрастный душ после тяжелого рабочего дня. Бодрит.

— Мальчик, а ты откуда такой дерзкий будешь?

— Я уже говорил: я тебе не мальчик.

— Если не нравится «мальчик», то можно сопляк. Так лучше?

Тимур ухмыляется.

— У нас не такая уж большая разница в возрасте. Зачем ты намеренно пытаешься себя состарить?

Я снова на пару секунд впадаю в недоумение.

— Я не пытаюсь себя состарить. Просто между нами разница в возрасте, разница в семейном положении и разница в социальных статусах. Я жена основателя компании и совладелец бизнеса. А ты всего лишь наемный сотрудник на шесть лет младше. Тебе не кажется, что манера твоего общения со мной неуместна?

— Не кажется. Ты загнала себя в рамки глупых условностей.

Мальчишка настолько меня забавляет и поражает одновременно, что на короткий миг я забываю про измену мужа.

— Что ты от меня хочешь? — не выдерживаю и спрашиваю, пожалуй‚ излишне эмоционально.

— Хочу отвлечь тебя от твоих проблем. Хочу, чтобы ты улыбнулась. Ты особенно красива, когда улыбаешься. Хочу, чтобы ты хоть немного вышла за выстроенные тобой рамки из приличий и социальных статусов. Расслабься. Оглядись вокруг, жизнь прекрасна. Ты прекрасна.

Оторопело таращусь на Тимура.

— Ты обкурился? — это первое, что приходит мне на ум после непродолжительной паузы.

— Я не употребляю наркотики ни в каком виде.

Я начинаю злиться.

— Да что ты ко мне прицепился? — рявкаю, наконец.

— Ты мне понравилась.

У меня челюсть отвисает от такого заявления. Я или чего-то не понимаю в этой жизни, или мальчишка вконец берега попутал. Взять и заявить такое жене своего начальника — это для меня что-то из области фантастики. Странный он какой-то. Как не от мира сего.

Тимур поднимается со стула, кладет в карман телефон. Собрался уходить, догадываюсь. Неожиданно склоняется ко мне.

— Подумай обо всем, что я сейчас сказал. И не плачь. Во-первых, тебе не идут слезы. Во-вторых, мало что в реальности достойно твоих слез.

Он разворачивается и шагает к выходу из кафе‚ оставляя меня шокировано смотреть ему вслед. Я остаюсь в оцепенении, даже когда за мальчишкой закрывается дверь.

— Определились с заказом? — словно из ниоткуда, появляется официант.

Опомнившись, хватаю меню. Быстро листаю несколько страниц.

— Мне пасту с морепродуктами, пожалуйста, — называю первое заинтересовавшее блюдо.

— Напитки?

— Просто воду.

Когда официант удаляется, я оборачиваюсь по сторонам. Несколько сотрудников компании продолжают сидеть в конце зала. Они увлечены беседой друг с другом, не знаю, заметили ли мое короткое общение с Тимуром. Меня почему-то охватывает жгучий стыд, как будто я совершила плохой аморальный поступок, пообщавшись с ним. Как будто это я навязываюсь к семейному человеку, а не он ко мне.

Тимур странный. И, наверное, мне не следует брать в голову его внимание. Может, он со всеми девушками так легко общается, каждой отвешивает комплименты и дает непрошенные советы. Да-да, наверняка так и есть. Если бы такое поведение было ему несвойственно, то он точно не стал бы начинать подобный стиль общения с жены своего шефа. Поэтому мне не следует придавать Тимуру большое значение.

Но надо отдать мальчишке должное — он реально отвлек меня от мыслей об измене мужа. И у меня даже появился аппетит, хотя еще десять минут назад и думать не могла о еде. Официант ставит передо мной тарелку с пастой, и я с удовольствием отправляю в рот вилку за вилкой. Поведение Тимура, безусловно, вызывает негодование. В груди бурлит возмущение его наглостью, и благодаря этому я меньше вспоминаю об измене Давида и о том, что у меня в одночасье рухнула жизнь. Так что в какой-то степени спасибо мальчишке.

Я возвращаюсь с обеда, и у меня впервые за полдня получается погрузиться в работу. Я беру себя в руки, становлюсь собранной. Долго обсуждаю по телефону с медиахолдингом их правки в договор, уверенно отстаиваю нашу позицию и объясняю, почему мы не можем изменить некоторые пункты. Горжусь собой, когда получается прийти к консенсусу.

— Мы готовы подписать с вами договор на закупку программного обеспечения, — наконец-то слышу заветные слова и с облегчением падаю на мягкую спинку компьютерного кресла.

Настроение становится лучше. Я улыбаюсь.

— Вера Александровна, вот это вы их уделали, — восхищенно произносит одна из моих сотрудниц.

Я увлеклась разговором и забыла, что нахожусь. В кабинете не одна.

— Спасибо, Лера.

Но когда наступает конец рабочего дня и надо ехать домой, проблемы снова ложатся на меня бетонной плитой. У Давида сегодня нет вечерних дел и поздних встреч, а значит, мы могли бы вернуться домой вместе. В груди снова начинает нестерпимо ныть. Я вызываю такси и еду домой одна. В квартире меня встречает дочка. Майя, еще не подозревающая о том, что наша жизнь рухнула, радостно щебечет о школе и хвалится пятерками. Я изо всех сил пытаюсь слушать дочку, но мысли так и отбрасывают меня к Давиду. Он не придет сегодня домой. И завтра не придет. И послезавтра.

Готовлю ужин, а все из рук валится. Цветы Давида, которые он подарил мне вчера, стоят в вазе на кухонном столе и добавляют соли на рану. Еще вчера ровно в это же время я была счастлива. А сегодня уже нет.

— А папа во сколько домой придет? — спрашивает дочка.

Хорошо, что я стою к Майе спиной, и она не видит моего лица. Его перекосило от боли.

— Папа