Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

не доделан, но он огромен. Там есть балкон и еще два яруса. В общей сложности он будет вмещать 1200 зрителей, – увлеченно отвечал Вишневский. – Представляете? На 350 мест превосходит «Эрмитаж»!

– 1200 зрителей! – обрадовалась Ольга. – Выходит, Антонка, ты теперь будешь за каждый спектакль получать намного больше денег от сбора! Скажите, помощник по финансам, ведь так?

– Так, – кивнул головой Александр. – Да и мы все, пайщики, тоже будем получать больше.

– Если будете делать полные сборы, – предупреждающе поднял указательный палец правой руки Чехов.

– Но вы же напишете нам новую пьесу? – тут же вставил Вишневский. – Весь театр ждет с нетерпением.

– У вас будет в этом сезоне такая новая пьеса Горького, что и без меня обойдетесь! – сказал писатель. – Я читал рукопись. Ничего подобного еще на сцене не было.

– А мне там роль есть? – с жадностью спросила Ольга.

– Пьеса, дорогая моя женушка, об опустившихся людях. Живут в ночлежке. Не представляю даже, кого бы ты там смогла сыграть. Проститутку разве что? Дешевую такую девку с улицы. Сможешь?

– Девку с улицы? Не знаю… – засомневалась актриса. – А других ролей для меня там нет?

– Есть там еще и хозяйка этой ночлежки. Образ очень непростой. Она и убить может, если кто на ее пути встанет.

– О, чувствую, пьесу с подобными персонажами тонкая душа Станиславского не примет, – засмеялся Вишневский. – Придется вам, дорогой вы мой знаменитый друг, все-таки самому написать нам пьесу!

– Лень. Пойдемте-ка лучше рыбу удить!

Здесь, в Любимовке, Чехов наконец-то дорвался до удочек. Свой улов он отдавал кухарке, и рыба на столе почти не переводилась. Из нее варили наваристую уху, жарили или подавали в маринаде. Пьесу он не писал, даже писем почти никому не писал. Удил рыбу, любовался природой, общался с прислугой и соседями. Многие из них дадут ему потом почву для создания образов новой пьесы, как и сама усадьба Станиславских превратится в запущенную усадьбу Раневской. А сейчас он наблюдал, накапливал материал, и пьеса понемногу начинала складываться в голове в то время, когда он неподвижно сидел на плоту с удочкой или любовался закатами.

– Сегодня пробовали поворотный круг на сцене, – восторженно сообщил Вишневский, в очередной раз приехав в Любимовку. – Изумительно! Теперь нам не придется перед каждой сменой декораций опускать занавес. Круг поворачивается, и всё! Мы сразу в другой картинке.

– Это удивительно, – радовалась Ольга.

– С такой быстрой сменой декораций можно придумать много чего, – поддержал восторги жены Чехов. – Например, актер идет вместе с поворотом круга и плавно переходит из одной комнаты в другую или из дома через дверь выходит прямо на улицу…

– Какой Шехтель молодец! – счастливо улыбалась Ольга.

– Поворотный круг проектировал не Шехтель, а Шухов, – поправил ее Александр.

– Шухов? – удивилась Ольга. – Владимир Григорьевич?

– Ну да. Владимир Григорьевич.

– Насколько я знаю, он проектировал нефтяные вышки и нефтепровод на Каспии, – произнес Антон Павлович. – Я не ошибаюсь?

– Да, это он, – вдохновенно сказал Вишневский. – А еще он создал сводчатые стеклянные потолки для Верхних торговых рядов и над рестораном гостиницы «Метрополь», а сейчас готовится перекрыть таким же стеклянным потолком строящийся Петровский пассаж. Да он сейчас самый известный инженер не только в России, но и в мире!

– Ну надо же, – слегка удивленно произнесла Ольга. – А когда-то очень давно я была с ним знакома. Мне было семнадцать лет, наша семья отдыхала на даче в Вишняках, и мы с ним играли вместе в любительских спектаклях… Он был в меня страстно влюблен и, кстати, даже просил моей руки.

– И почему же вы, Ольга Леонардовна, не вышли за него? – с интересом спросил Чехов. – Были бы вы теперь мадам Шухова…

– Ну, во-первых, отец всегда мечтал выдать меня замуж исключительно за аристократа, – рассмеялась Ольга. – А во-вторых, Владимиру Григорьевичу было уже тридцать пять лет! С позиции моих семнадцати мне казалось, что он немыслимо старый, и полюбить такого «старика» я не могла.

– И с тех пор вы его не видели? – поинтересовался Вишневский.

– Нет. Дачу в Вишняках мы больше не снимали, а по жизни мы, видно, ходили с ним разными дорогами.

– Теперь встретитесь, – деловито сообщил Александр. – На открытии театра. Он обязательно будет.

– Ну вот, – улыбнулся Чехов. – Встретишь своего давнего кавалера и пожалеешь, что не вышла за него, здорового и знаменитого…

– Никогда! Ведь теперь-то ему уже за пятьдесят! Нет уж. Я нашла свою любовь в вашем молодом лице, мой дорогой писатель! Нашла и счастлива!

– Ишь ты! – рассмеялся Чехов.

Ольга с каждым днем чувствовала себя все лучше и лучше. Она уже даже стала выезжать вместе с Антоном в лодке по реке, а вскоре и плавать в медленно текущей прозрачной воде. Доктор Таубе, приехавший осмотреть свою пациентку в начале августа, остался очень доволен.

– Снимаю перед вами шляпу, – сказал он. – Вы очень стойкая женщина. Признаться, я не верил, что выздоровление пойдет так быстро.

– Скажите, Юлий Романович, а выходить на сцену в этом сезоне я смогу? – в волнении спросила Ольга.

– Если до сентября будете себя беречь и выполнять все мои предписания, то сможете и репетировать, и играть, и даже ребеночка зачать.

– Милый доктор! Дайте я вас расцелую! – обняла его в порыве переполнявших ее эмоций Ольга. – Антонка, ты слышал, что сказал Юлий Романович?

– Слышал. Но, надеюсь, что и ты слышала, что должна себя еще пока поберечь от резких движений. Успокойся!

– Да, Ольга Леонардовна, – поддержал его врач. – Покой прежде всего. Ходить можно и даже нужно, но ни в коем случае не бегать. Ничего тяжелого не поднимать. Даже стул не надо переставлять самой. Вы меня поняли?

– А как же вы сказали по поводу ребеночка? – слегка стесняясь, спросила Ольга.

– Интимные отношения с мужем вы сможете возобновить уже с сентября. Мне кажется, что я сказал об этом довольно ясно.

Пока же было только начало августа. Месяц как они уже сидели в имении. И хотя они познакомились с соседями и порой играли с ними в лото или в карты, плавали на лодке и ловили рыбу, безмятежная жизнь в чужом доме стала тяготить Чехова. Он уже скучал по своему кабинету с венецианским овальным окном и видом на море, по своему письменному столу, по своему саду. Кроме того, несколько раз у него шла горлом кровь. Он упорно скрывал это от Ольги. Ведь сразу начнет волноваться, а ей этого нельзя… А тем временем Маша и Евгения Яковлевна часто слали ему письма из Ялты, беспокоясь за здоровье Ольги и, конечно, самого Антона. Машу волновало еще и то, когда они приедут. Ей было без брата в Ялте скучно,