Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

получает выговоры от моей мамы. Я за это время от него получила третье письмо. Мне бы хотелось видеть этого «балабана», как его прозвали студенты за длинный рост. Мы бы не раз с ним поссорились, споря друг с другом, придумывая самые ядовитые названия, и я бы потрепала его густые темные волосы, отчего он бы пронзительно кричал, вырывая мои цепкие руки из волос. Можно было бы поговорить и о чем-нибудь серьезно.

Получила два письма от Павлуши, в которых он пишет, что на уральском руднике страшная глушь, но работы очень много, и потому многого, как и времени, не замечаешь. Природа Урала своеобразно красива. Он подробно описывает свои впечатления, настроения и говорит о своей работе, которая, видимо, его интересует сейчас больше всего.

За это время я много написала стихов, здесь и в Крыму. Пишу для себя, потому что это доставляет удовольствие и является даже потребностью. Я часто сомневаюсь, действительно ли в этой области есть у меня настоящее дарование? Но сейчас об этом я думать не хочу, просто потому, что у меня теперь довольно наплевательское настроение.

30 июня. Вчера была на вечере наших студентов в полку. Они принесли мне билет, хотя и знали, что я могла бы без билета с папой прийти на вечер. Из студенток я была одна и была окружена нашими мальчиками, которые были рады моему приходу. Больше всего был рад меня видеть Ваня Лескевич[266], он целый вечер не отходил от меня, смотря на меня влюбленными глазами. Весной он много раз провожал меня из института и несколько раз был у нас. Ваня неглупый, интересный по наружности, и в его улыбке много привлекательности. Мне его внимание доставляет удовольствие. Его родители крестьяне, он кончил профшколу и теперь учится со мной в Горном. Когда я смотрю на него, меня всегда трогает прямота и легкая наивность, светящаяся в его серых красивых глазах. А когда он задумывается, то в лице его есть что-то от полей и лугов, неуловимо мягкое, свежее, не тронутое пылью и дымом большого города. Вчера всех студентов выпустили из полка и они сняли военную форму. Я видела Лескевича днем на бульваре, и он сказал, что вечером придет ко мне с Витей Телеченко.

Когда сегодня я из магазина шла домой, меня догнал Карасик, обрадовавшись, что увидел меня, и провожал меня домой, уговаривая поехать с ним на днях кататься на лодке. Безусловно, он ко мне относится больше чем хорошо, всегда предупредителен, но я все же предпочла бы ему не нравиться. Я не могу побороть свое пренебрежение к его физической слабости, он иногда бывает просто жалок.

1 июля. После обеда пришел к нам Карасик и пригласил меня с ним поехать кататься на лодке. Вначале мы никак не могли отъехать от берега, лодка не слушалась гребца, и пришлось мне спасать положение, самой взяв весла. Карасик и дальше греб плохо, а его взгляды мне скоро надоели, и я уговорила его вернуться домой. Я даже не люблю, когда он прикасается к моей руке своими холодными, скользкими, как у лягушки, пальцами.

Когда мы вернулись домой, у нас на балконе сидели Лескевич и Витя, весело разговаривая с Борей. Ваня был в хорошем настроении, сияющий, интересный. Вскоре пришел Шевченко попрощаться и взять у меня письмо для Кати с ее адресом. Он уезжал в Ленинград учиться в академию, куда выдержал экзамен. Он просидел весь вечер, и мы вспоминали лето, проведенное в Рудяках, когда у нас гостили Катя и Алеша. Уходя, Лескевич и Карасик уговорили меня завтра с ними кататься на лодке, обещая зайти за мною, а Витя сказал: «Я на днях буду кататься на лодке один с Таней. Тогда она оценит, что такое настоящая гребля».

2 июля. Ваня Л. неожиданно сегодня с компанией своих товарищей уехал на Кавказ, а мне с Карасиком прислал письмо. Утром пришел ко мне Олесь со своей сестрой-студенткой из ИНО Марусей, и мы после обеда поехали втроем кататься на лодке. Вечером появился Витя Телеченко, и я снова каталась уже с ним.

На Витю было приятно смотреть, как он сильно и уверенно греб веслами, и наша лодка, как птица, летела по глади Днепра, быстро рассекая воду. Витя – сын рабочего-металлурга и сам уже успел поработать на заводе. Ему 20 лет. Отец его умер давно, и он живет с матерью. Он единственный сын у матери. Мне кажется, что завод вложил стальную силу своих машин в его крепкие мускулы, дал ловкость и гибкость всему его красивому, сильному телу. У него открытые, большие, дерзкие черные глаза, насмешливая улыбка на красиво очерченных губах. Он красив, обладает здравым взглядом на жизнь, чувством свежего, грубоватого юмора. Это человек, который нужен жизни и не пропадает. Правда, он любит «побалабанить», выпить и хорошо погулять, но я убеждена, что он знает границу всему и в грязь не полезет, потому что у него есть к этому отвращение. Если он в институте «треплется», рассказывая всякие анекдоты, не всегда приличные, то он понимает также, что Вася Суханов, «маменькин сынок», неизмеримо испорчен, и он всегда говорит о нем с брезгливой гримасой. Как-то, провожая меня домой, в разговоре о том, что у нас в институте много грубости и многие не стесняются в своих выражениях с девочками, он, вздохнув, сказал: «Если бы ты знала только, Таня, сколько грязи у нас в мыслях, весь Днепр можно было бы загрязнить ею; такова наша жизнь».

Пока мы с Витей катались, на небо надвинулась большая грозовая туча. Днепр потемнел, нахмурился, пролетел порыв сильного ветра, и наша лодка закачалась на волнах. Сверкнула яркая молния, прорезав зигзагами темную тучу, и послышался сильный удар грома. Гроза быстро приближалась, и еще больше заволновался Днепр, поднимая большие волны. Лодка высоко взлетала на волнах, но быстро и уверенно неслась к берегу. Я смотрела на смелые, сильные движения весел в руках Вити. Дождь застал нас на берегу, и мы, спрятавшись под деревом, ждали, когда он утихнет. Дома мама очень волновалась за нас, но, придя, мы ее успокоили, говоря, что не боимся грозы, а Днепр был очень красив, освещенный молниями.

4 июля. Я сижу в сельской школе на низкой парте. За окнами догорает солнечный день, красные пятна трепещут пугливо по верхушкам деревьев. Что за странное начало? Очень просто. Я здесь сейчас одна, и мне хочется записать впечатления этого дня. Сегодня на заре, когда чуть брезжил рассвет, я,