История Франции - Марк Ферро

К этим наблюдениям, которые помогают объяснить закат монархии, можно добавить и некоторые другие. Прежде всего, это углубление знаний о мире. Если путешествия Расина и Мольера ограничивались перемещениями королевского двора, то Монтескьё, Руссо и Вольтер объездили всю Европу, интересуясь жизнью и нравами разных народов, что стало причиной широкого распространения жанра литературного путешествия. Лабрюйер полагал, что знакомство с иными культурами «лишает людей последних остатков веры», но ведь оно также заставляет сравнивать, размышлять, критически осмысливать действительность. Человек, думающий только о защите своей веры, своего короля или своего Бога, сумеет прославить их, но никогда не обретет истины. На этом строилось величие Франции эпохи Людовика XIV, превзошедшей и Италию, и Испанию. Она царила благодаря своему могуществу, гениальным писателям эпохи, а позже и языку, который в 1714 г., при заключении Раштаттского мира, стал языком дипломатии. В это же время в Лиме была поставлена пьеса Корнеля «Родогуна», а путешествовать в Париж стало модным.

Однако на севере у Франции был соперник — Англия. Приходилось уступать англичанам первенство даже в интеллектуальной сфере. Франция славилась хорошими манерами, Англия — смелостью и остротой мысли, что было доказано Локком, Ньютоном, Свифтом. Их идеи вскоре распространились в Германии и во Франции, где английские сочинения активно переводились, — конечно, те из них, кторые могли быть полезны сбежавшим в Голландию французами, объединившимся после отмены Нантского эдикта со свободолюбивыми протестантами Северной Европы, в борьбе с французским абсолютизмом. Поэтому Франция старалась воспрепятствовать дальнейшему сплочению протестантов разных национальностей под знаменем Просвещения.

Не случайно деятели Французской революции причисляли себя к движению Просвещения. И всегда считалось, что именно идеи просветителей послужили толчком к революции 1789 г. Но нужно принять во внимание и то, что утрата монархической властью священного характера и потеря ею авторитета были вызваны жесткой критикой и готовностью людей поверить во все злобные нападки, которым она подвергалась в памфлетах. Это объясняет тот факт, что сочинения философов, на которых мы ссылаемся, повлекли за собой известные последствия, сохраненные исторической традицией.

Таким образом, возможно, было бы заблуждением видеть в радикальных взглядах Руссо или аббата Мабли истоки жестокого якобинского террора. Ведь подобное суждение не учитывает специфику народных движений, порожденное ими насилие, а также общий ход истории. Поэтому и создается впечатление, что в центре всех событий эпохи были литературные тексты, ставшие в одно и то же время предвестниками будущей Революции и движущей силой истории, даже до начала самой Революции…

В последующие столетия появлялся тот же соблазн приписать действию сочинений Бакунина, Маркса, Ленина и возникновение социальных движений, и ход истории вообще; при этом совершенно упускалось из виду, что их идеи и сами отчасти основывались на реальных событиях: народных волнениях, погромах, забастовках рабочих. Ведь после 1917 г., как и после 1789-го, события в какой-то степени вышли из-под контроля тех, кто считался их организатором.

Критика Старого порядка

Английский историк Бетти Беренс рискнула назвать дату великого исторического перелома — 1748 год. Разумеется, она знала, что столь точная датировка неминуемо вызовет иронические замечания и возражения, поскольку речь идет о таком сложном явлении, как кризис французской монархии, многочисленные предпосылки которого относились к разным эпохам. Но к такому выводу историка подтолкнули прослеженные ею соотношения и связи. Так, во французской «Энциклопедии», в статье «Экономия», Эдмон Жан Франсуа Барбье называет 1748 г. временем революционного прорыва в анализе экономических вопросов. А канцлер де Мопо заметил, что с 1750 г. парламенты стали враждебно относиться к вмешательству в их дела со стороны короля. В 1787 г. на заседании Французской академии историк Клод де Рюльер заявил, что в 1749 г. начался переворот в области морали и литературы. Другими словами, начиная с этого года, как заметил граф Сегюр, протест и критика становятся неким подобием моды.

Действительно, в 1748 г. был заключен Ахенский мир, завершивший войну за австрийское наследство, несмотря на победы французского полководца Морица Саксонского, особенно в битве при Фонтенуа[56]. В 1741 г. в пику англичанам между Францией и Пруссией был подписан союзный договор, после которого Людовика XV упрекали в том, что он не сумел воспользоваться победами Франции и захватить Нидерланды, а также в том, что он «воевал для прусского короля», который овладел Силезией. Кроме того, Франция утратила доминирующие позиции в Европе, а после потери в результате Семилетней войны (1756–1763) колоний в Индии и Канаде ей пришлось забыть и о владычестве на море.

В этой многосторонней борьбе вырисовывался несомненный победитель — Англия. И было вполне естественно, что причины военных успехов видели в природе государственного строя этой страны.

До этого времени, и прежде всего при Людовике XIV, французская монархия являлась образцом для всех остальных правителей, теперь же вдохновляющим примером стала Англия. Именно там жил вынужденный покинуть Францию Вольтер, туда отправился Монтескьё, в то время как на их родине появлялись все новые переводы Ричардсона, Локка, Джона Толанда и др. Английскую и французскую монархии постоянно сравнивали друг с другом, и это сравнение было не в пользу Версаля.

Конечно же, учения английских мыслителей и ранее проникали во Францию благодаря переводам, выполненным протестантами. Среди них было и учение Джона Локка, защищавшего идеи общественного договора, разделения властей, выборного правительства, свободы всех людей и веротерпимости. Во Франции в эпоху Людовика XIV Фенелон подверг критике деспотизм короля и бесконечные войны. Он считал, что монарх обязан подчиняться законам и Генеральным штатам, хотя и осознавал, что они представляли лишь дворянство. Десятью годами позже, в 1721 г., Монтескьё в «Персидских письмах» дал развернутую критику абсолютизма, иронически описав не только монарха, но и его подданных. «Французский король — самый могущественный монарх в Европе. У него нет золотых россыпей, как у его соседа, короля Испании, и все же у него больше богатств, чем у последнего, ибо он извлекает их из тщеславия своих подданных, а оно куда доходнее золотых россыпей… Впрочем, этот король — великий волшебник: он простирает свою власть даже на умы своих