Всемирный потоп - Адам Туз

не принесло немедленного облегчения. Более того, в сентябре 1917 года Вашингтон заявил, что если Индия обеспечивает Британию поставками в кредит, то подобная льгота должна распространяться и на США. Соединённые Штаты вынудили Индию предоставить кредит в рупиях в размере, эквивалентном 10.5 млн долларов.

К началу 1918 года валютная система Индии была близка к краху. В Бомбее политические дискуссии о реформах Монтегю — Челмсфорда омрачались бурными событиями на биржах, где торговцы спешили обменять бумажные рупии на серебро, запасы которого подходили к концу. С учётом плачевного положения, в котором находился Лондон, взять на себя гарантии сохранения системы «раджа» могли только Соединённые Штаты. 21 марта Вашингтон объявил об открытой продаже огромных запасов серебра США. Согласно закону Питтмана, было разрешено продать 350 млн унций серебра при фиксированной цене один доллар за унцию. Правительство Индии получило разрешение использовать свои авуары, хранящиеся в Лондоне, для того чтобы пополнить собственные запасы серебра за счёт официального американского резерва[619]. На деле это означало отход Индии от фунта стерлингов и её переход к расчётам на основе серебряного доллара при курсе рупии, составлявшем приблизительно одну треть унции серебра, или 35.5 цента. По отношению к фунту стерлингов курс рупии немедленно увеличился с 16 до 18 пенсов. Такая девальвация фунта стерлингов увеличила стоимость британского импорта. Но она принесла значительное облегчение в политике. Как и предупреждал индийский инспектор по валютным операциям, неспособность Лондона удовлетворить спрос на серебро нанесёт по системе «раджа» более сокрушительный удар, чем военное поражение или даже «высадка германских войск в Норфолке»[620].

III

Первая мировая война привела к тому, что США превратились в основную силу мировой экономики. Противостояние на переговорах в Лондоне и Вашингтоне могло создать впечатление, что речь идёт о том, каким образом Америка будет наследовать преимущественное положение, которое занимала Британия. Но это было бы серьёзной недооценкой всей новизны ситуации, сложившейся в ходе войны. При всём своём великолепии викторианская Британия никогда не обладала такими рычагами воздействия на Пруссию, Францию Наполеона III или Россию Александра III, которыми теперь располагал Вашингтон. В своей борьбе за разгром Германии Антанта вступила в беспрецедентный период зависимости от США. Эта новая асимметричная геометрия финансов свидетельствовала о конце эры конкуренции между великими державами, определявшей эпоху империализма, что можно рассматривать с двух позиций. С одной стороны, помощь в военной мобилизации экономики стран Антанты, поступившая из-за океана, позволила им одержать победу над Германией. Но, с другой стороны, США получили беспрецедентную возможность доминировать как над своими карибскими сатрапиями или Филиппинами, так и над ведущими европейскими странами — Британией, Францией и Италией. В общих чертах это было именно то одностороннее влияние, к которому стремился Вудро Вильсон в своей стратегии «мира без победы». Получит ли в результате Вашингтон столь желанные рычаги воздействия, зависело от трёх вопросов. Готовы ли европейские демократии сотрудничать, признав финансовые требования своего нового кредитора? Сумеет ли Вашингтон блокировать попытки европейских держав вовлечь США в создание нового мирового экономического порядка, который они представляли более многосторонним? Будут ли сами американские институты соответствовать своей совершенно новой роли финансового лидера?

К 1918 году стало до боли ясно, что такой лидер необходим. Поддержка США не могла скрыть слабости британской, французской и итальянской валют. Резкие колебания валютных курсов в этих странах были обусловлены одной мировой тенденцией — инфляцией. Легендарной стала послевоенная гиперинфляция, уничтожившая Веймарскую республику в 1923 году. И она не была уникальным событием. После окончания войны разорительная гиперинфляция разразилась в Польше, Австрии и России. Траектория развития этих стран начала разительно отличаться от траектории развития других воевавших стран только с 1920 года. В период с 1914 по 1920 год инфляция охватила весь мир. В Сьерра-Леоне цена на чашку риса выросла в 5 раз[621]. В Хараре реальный заработок африканских рабочих уменьшился вдвое[622]. В Египте, как и в Индии, на смену обеспечению валюты драгоценными металлами пришло сомнительное обеспечение за счёт государственного долга Британии. За короткое время количество денег удвоилось, что привело к катастрофическому росту стоимости жизни в городах (табл. 4)[623].

Столь масштабное изменение цен привело к жестоким социальным конфликтам вокруг распределения власти и благосостояния. Производители пользовавшихся спросом товаров и те, кто мог назначать цену на товар по своему усмотрению, обычно получали выгоду от войны. Однако достаточно влиятельные покупатели, такие как Британская империя, могли регулировать рынок в свою пользу. Британия не только устанавливала цену на южноафриканское золото. Она также манипулировала ценами на египетский хлопок[624]. Во всех воевавших странах незаменимые рабочие, занятые на военном производстве, могли получать дополнительную оплату. Но это, в свою очередь, вело к тому, что работодатели и органы планирования старались наряду с мужчинами брать на работу женщин, которым можно было платить меньше. С ростом инфляции борьба за свою долю дохода превратилась в общую войну всех против всех. Наиболее опасным было растущее нежелание крестьян обменивать свой урожай на обесценивающуюся валюту. Только обещанием промышленных товаров можно было удержать их от перехода на самообеспечение. В 1917 году хлебные бунты привели к свержению царской монархии. К 1918 году большая часть Центральной Европы голодала, а вся экономика стран Индийского и Тихого океанов жестоко страдала от острой нехватки риса[625]. В Японии, вторгшейся в августе 1918 года в Сибирь, правительство премьер-министра Тераути Масатаке было свергнуто в результате рисовых бунтов, начавшихся в рыбацких посёлках и перекинувшихся на промышленные центры побережья, а затем добравшихся и до самого Токио[626].

Главной причиной этой волны инфляции была валютная экспансия, зародившаяся в самом сердце мировой валютноденежной системы — в Европе и США. С ростом военных расходов ни в одной из воюющих стран не были увеличены налоги. Государство решало проблему роста покупательной способности выпуском правительственных облигаций, выполнение обязательств по которым откладывалось на многие годы после окончания войны. Но избыточная покупательная способность во многом сохранялась. Более того, значительная часть облигаций приобреталась не вкладчиками, а банками. Вместо того чтобы мобилизовать хранящиеся по домам средства, банки обеспечивали этими облигациями надёжные инвестиции, которые можно было перепродать за наличные центральному банку — Банку Англии, Банку Франции или Рейхсбанку. Подобно депозиту в наличных, эти облигации служили основанием кредитной пирамиды. Центральные банки превратились в насосы, разгонявшие инфляцию. Вся зона фунта стерлингов Британской империи была охвачена инфляцией, бравшей начало в Лондоне, в министерстве финансов и в Банке Англии. Через эти же механизмы инфляция достигла даже сердцевины новой структуры финансовой власти — Соединённых Штатов.

История