История Византии. Том 2. 518-602 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский

Поземельная подать была главным ресурсом казны. Хотя она поступала даже с излишком против росписи, но Юстиниан постоянно нуждался в деньгах, и Иоанн Каппадокиец умел изобретать новые источники доходов. Таковыми были, по свидетельству Прокопия, монополии на хлеб и предметы первой необходимости. За отсутствием свидетельств об этом новшестве в других источниках, кроме Прокопия, вопрос о монополиях остается не вполне ясным.

Старая идея о праве державного римского народа в центре державы на даровой хлеб из хлебородных провинций породила весьма сложное и дорого стоившее учреждение, организацию которого дал Август. Оно носило имя annona (хлеб) и непрерывно действовало в Риме до начала V века. Чтобы достойно обставить новую столицу империи, Константин перевел на службу Новому Риму александрийский хлебный флот, оставив Риму африканский.[627] Дело было организовано не вдруг, и только через два года после открытия новой столицы часть ее населения стала получать даровой хлеб.[628] Точных и вполне ясных свидетельств о том, как было организовано это дело, нет в нашем предании ни от времени Константина, ни его ближайших преемников. Несомненно однако, что право части населения на даровой хлеб сохранялось в силе до времени Ираклия, когда сначала персы, а вскоре затем арабы отняли Египет и взяли Александрию. Даровой хлеб получила, по-видимому, лишь незначительная часть населения огромного города. Торговля хлебом не была монополизована до времен Юстиниана, и Анастасий в указе о снабжении хлебом захудалых местностей Фракии, где приходилось содержать значительное число гарнизонов, предоставлял дело хлебной торговли частной инициативе. При Юстиниане торговля хлебом в столице была монополизована в руках правительства, как об этом с полной определенностью говорит Прокопий,[629] и префект города, заведовавший подвозом хлеба, мог по своему усмотрению устанавливать цены и увеличивать тем самым доходы казны. По словам Прокопия, казна получала от продажи хлеба беднейшему населению 300 фунтов золота в год чистого дохода.[630] По примеру столицы, тот же порядок был водворен в Александрии. Это было делом Гефеста, адвоката по профессии, который достиг поста префекта-августала. Сосредоточив продажу хлеба в своих руках, он произвольно повышал цены и делился доходами с двором, за что пользовался милостью императора. Еще со времен Диоклетиана в Александрии отпускалось известное количество хлеба из государственных запасов для даровой раздачи беднейшему населению. Гефест сократил эту дачу, удержав из нее 200 тысяч медимнов.[631] В Лазике, где хлеб и соль были предметами ввоза, водворил монополию Иоанн Тциба и своими вымогательствами так раздразнил население, что лазы завели сношения с Хосровом и отпали от империи.[632] Не довольствуясь установлением монополии на продажу хлеба в столице, Иоанн Каппадокиец, по свидетельству Прокопия, простер ту же систему на другие продукты пропитания и предметы первой необходимости. Существовавший с давних пор в столице сановник, носивший имя νυκτέπαρχος, ночной префект, соответствовавший римскому префекту пожарных (praefectus vigilum), получил новое звание — praetor plebis, народный претор.[633] В его заведовании находился рынок. По словам Прокопия, он облагал торговцев особым налогом и предоставлял им право устанавливать по взаимному соглашению цены.[634] Трудно сказать, прав ли Прокопий в своих нападках, и была ли действительно монополизирована торговля предметами первой необходимости в ущерб населению. В своем Кодексе Юстиниан воспроизвел указы имп. Льва от 473 года и Зенона — от 483 г. со строгим запретом монополий и угрозами тяжких наказаний за попытки подобного рода.[635]

Таким же способом увеличить доходы казны была сдача на откуп таможенных доходов. Еще древний Византий богател от пошлин, которые взимались за проход через пролив кораблей с торговым грузом, и за обладание проливами спорили в свое время македонские и сирийские цари. Пошлина с привоза имела также исконную давность, и в проливах было два пункта для ее взимания: Абидос в Дарданеллах и Иерон при выходе в Черное море.[636] Правительственные чиновники, назначавшиеся в эти пункты, вели регистрацию судов и следили за тем, чтобы купцы не возили к варварам оружия и других товаров, которые оказывались под запретом по тем или иным мотивам. При Юстиниане в обоих этих пунктах взимание пошлин сдавалось на откуп капиталистам, которые в видах наживы причиняли всякие притеснения, обиды и затруднения купцам, так что многие разорялись и оставляли торговлю. Новая таможня возникла в самом Константинополе, она была также отдана на откуп и ее держал сириец Аддей, по-видимому тот самый, который был в начале 50-х годов префектом претория. Введение откупов, стеснявшее торговый оборот, отразилось, по словам Прокопия, на ценах и вызвало вздорожание в столице привозных товаров.[637]

Изыскивая всякие способы увеличить доходы казны, Иоанн восстановил старое зло суффрагия, столь многословно осужденное Юстинианом в эдикте 535 года, изданном на его имя (Novella VIII). Хотя в формулу присяги, которую приносили правители провинций, было включено клятвенное обязательство не платить никому за полученный пост, но, по словам Прокопия, не прошло и года после издания эдикта, как стала действовать беззастенчивая продажа должностей, и те, кто рассчитывал на свое искусство и умение обогащаться за счет провинциального населения, покупали должности, обременяя себя долгами в смелой уверенности покрыть их из будущих доходов.[638]

Вечно нуждаясь в деньгах, император попускал всякого рода злоупотребления Иоанна, и тот продолжал пользоваться неизменным его расположением. На 538 год он был удостоен консульства, сохранявшего свое значение высшего сана ввиду связанного с ним увековечения имени в текущей хронологии. Иоанн имел много врагов, в числе их была и сама императрица Феодора; но он был необходим Юстиниану и держался на своем посту до середины 541 года, когда против него была подстроена очень сложная интрига в угоду императрице и не без ее участия.[639] Колоссально обогатившийся Иоанн был суеверен, водился с чародеями, открывавшими будущее, и на основании их предсказаний мечтал о достижении верховной власти. Его личные отношения к Юстиниану были настолько близки, что он позволял себе резкие суждения об императрице и противодействие ей. Так как Юстиниан ничем не почтил Велизария за его победы в Италии и привезенные им сокровища Витигеса, то он мог перейти на сторону недовольных. Его жена Антонина, опытная и беззастенчивая интриганка, стала заводить с дочерью Иоанна Евфимией разговоры о возможности устроить государственный переворот в армии, если в Константинополе окажется сильный человек, который примкнет к этому движению. Загадочные речи Антонины Евфимия передала своему отцу, и он пожелал иметь свидание с Антониной, которая в ту