Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести - Григорий И. Сидько

— реакцию критики на сборник, который вышел год (!) назад… Автору было очень грустно читать эту, в общем-то, неплохую и во многом справедливую статью. Кстати, углубившись в твое письмо, я опоздал на построение и незамедлительно получил три наряда вне очереди. Так что с завтрашнего дня я начинаю играть свое соло. Только не на флейте, а на палубе, с обрезом и ветошью. Но это — быстролетящий момент моей службы, и когда ты получишь это письмо, никто (и я тем более) уже и не вспомнит об этом наказании.

Совершенно неожиданно для себя возобновил работу над сборником Алана Томаса Бейкера «Пустая голова». Обнаружил, что повторяюсь, но это не страшно. Главное — более глубоко проанализировать события и поступки. Другими словами, задать себе сотни две вопросов, и честно на них ответить.

Твое письмо, написанное азбукой Морзе, шокировало всех моих друзей-радистов. Тебе не откажешь в чувстве юмора. Но когда мы сели расшифровывать это странное послание, то зашли в глубокий тупик — помешало твое невежество в этом деле. Только спустя два часа мы стали что-то понимать и смогли прочитать вступление.

Вчера работали во Владике — в порту, в районе Крестовой сопки. Очищали трюм сухогруза «Николай Карамзин» от остатков сахара. «Карамзин» пришел с кругосветки Куба-Эквадор-Малайзия. Поговорил с ребятами, рассказали много интересного. Я не стал распространяться, что тоже работал в море. Было очень грустно.

Пока мне удается урвать нечастые мгновения для того, чтобы сделать несколько записей в дневнике или написать несколько писем. Конечно, есть время поразмышлять о посторонних вещах. Начинаешь размышлять и попадаешь в западню под названием ностальгия. Иногда, когда я думаю о нашей будущей встрече, у меня кружится голова. И если бы она произошла летом, и в Калининабаде, то это был бы предел всех мечтаний. Но все это, конечно, из области далекого будущего. Реальность же такова, что сегодня всего лишь пятьдесят девятый день моей службы. Скоро я расстанусь с учебкой. И, видимо, это последняя моя учеба в жизни. С меня хватит.

Прошу тебя — пиши чаще. Практически только переписка с тобой имеет для меня ценность. Вовка Фозлиев тоже молчит! Или ты не передал мой адрес, или Вовик ожирел до такой степени, что не может взять в руки перо. Впрочем, надо признать, что и я в то время, когда Вовик служил, не писал ему. Почему? Теперь трудно объяснить это…

Получил твое очередное письмо с критикой и выкинул его на помойку. Неясность для всех — это, конечно, недостаток. Но общих слов в поэзии наворочены целые горы, открой любой номер «Юности». Ты ищешь поэзию там, где ее нет. Флойд Беннетт не пишет стихов, пора бы это понять! Единственное, что может сделать критик, — это отметить ту или иную степень поэтичности его композиций…

Четырнадцатый «Один плюс один» довольно интересен. Этот интерес ему придает исключительно медитация У ибн Угуна «В сердце Средней Азии», в которой есть свежесть, оригинальность и неплохой юмор. Все остальное выглядит довольно бледным. Я боюсь, что через два года на декабрьском банкете доверенные лица будут слушать только одного автора. Твое поэтическое творчество зашло в тупик. Нужен резкий поворот, чтобы взбодрить одряхлевшую кровь твоей поэзии…

Вот еще несколько высказываний по этому же поводу.

Мы устали от гор

То восхищение, которое я испытал при чтении сборника «В тени Джомолунгмы», полностью отражено в моей прошлогодней критической статье. «Джомолунгма» — вершина в творчестве Владимира Вершинина (извиняюсь за неожиданный каламбур). Сборник же «Ледовая атака» много слабей, и тут есть над чем поразмыслить.

Оглянемся в прошлое. Вершинин пришел в поэзию два года назад, когда Горная волна уже была в силе. Его первые сборники «Горный легион», «В горах снова туман», «Горы — наша жизнь» не слишком выделялись в общем потоке стихов о горах. Но после «Джомолунгмы» Володя, безусловно, стал ведущим поэтом этого направления.

И вот — «Ледовая атака»… Это сильные стихи. В них есть все лучшее, что за многие годы выкристаллизовала тема гор. И все же — в них нет ничего нового. Тема заштампована. Авторы Горной волны перенасытили рынок.

Мне хочется сравнить Вершинина с Беннеттом: уже третий год скитаясь по морям, Беннетт практически не касался еще «своей» темы. Однако книги Беннетта говорят о широте его взглядов, о многоликости его образов. Когда-то, в поэме Поля Дилмова «Возвышающая над миром», была сделана удачная попытка освежить тему, но рутина взяла свое, и в последние годы поэты Горной волны обрушили на нас очередную лавину стихов. Горы, горы, горы… Мы устали от гор! Необходимы свежие идеи, нужна коренная ломка устоявшихся традиций. И я надеюсь, что новый сборник Владимира Вершинина будет совсем другим. (О'Сантим)

Новый цикл из Ленинграда разочаровал меня. Даже альбом «Каменные магистрали» выглядит сложной и честной работой по сравнению с этой пустячной штукой. Композиция «Опять я надеваю свитер свой» отлично смотрелась в отрыве от остальных тем. Но теперь даже она теряется среди обоймы штампов. Поэзия рюкзаков и палаток настолько зашла в тупик, что не дает даже частицы прежних впечатлений. Даже в чисто поэтическом отношении эти вещи слабее всех предыдущих.

Самое главное — автор успокоился. Он сидит уже несколько лет на одной теме и не может даже внутри самой этой темы дать что-то новое. Он перестал бунтовать. Трудно ожидать чего-то от человека, который погряз в своем мирке, в то время как поезд нашей поэзии ушел очень далеко. Флойд Беннетт, ознакомившись с этим циклом, просто пожал плечами. (Алан Томас Бейкер)

Вчера получил сразу четыре письма — большой праздник для меня. Самое важное из них — от моего лучшего друга в Находке Сереги Андрианова. Прошлой осенью он ушел в затяжной рейс в Европу. Письмо пришло из Вентспилса, где их «Нижневартовск» встал под разгрузку. Они пришли из Голландии: тридцать ковров и неограниченное число штанов. Старая история. Она также бесконечна, как их рейс вокруг света…

Самое интересное, что Серега осуществил свою давнюю мечту — побывать в Ливерпуле, у дома номер восемь по Мэтью-стрит, где «Beatles» играли в клубе «Пещера» перед началом своего триумфа. Шестого декабря он стоял на этом самом месте. Расспрашивал молодых англичан. Оказывается, они даже не знают, что такой клуб вообще существовал в природе и что там играли какие-то «Beatles». Что за чудо?

Вера прислала забавное письмо, и там ее оценка молодой четы из Ленинграда. Я смеялся часа два. Вот, послушай: «Лена — заколдованное Бобром существо, ловящее каждое его слово, жадно смотрящее в