Попаданец XIX века. Дилогия - Михаил Леккор

- Пить не буду, - сказал, как прыгнул ледяную прорубь, Пермыш. Слова крестьянина привели Макурина в хорошее настроение. Он посмотрел на стоящего на коленях домохозяина, на уже стоящую рядом с ним тоже на коленях жену, лицом жуткую, ну да не ему с ней жить. Спросил уже:

- Дети-то у тебя, Пермыш, есть с бабой твоей?

- А как же барин, аж два десятка. Болеют, правда, много, но только пятеро умерло, - горделиво сказал Пермыш.

- Пятеро в одной семье? - поразился Макурин. Озаботился нарастающей толпы, понял, что такими темпами никогда не пройдет деревню. Сказал свой вердикт:- Я тебя прощаю, Пермыш, Бог тебе судия. Но просто так пройди не могу. Хоть пьяным, но ты осмелился хулу навести на господина своего. А это смертный грех. Нехорошо, Пермыш, весьма нехорошо. Дай, - повернулся он к Леонтию, стоящему позади помещика с охапкою розог.

Леонтий вытащил толстую палку, но Макурин не одобрил ее, взял потоньше. Бить надо за дело, а на испуг можно и так. Но по спине ударил сильно, уж как крестьянин не готовился, как ни крепился, а все одно застонал. Однако помещик уже сунул обратно розгу. Потрепал Пермыша ладонью по лицу:

- Вдругоряд захочешь мое имя полоскать, вспомни эту боль, я ведь во второй раз жалеть не буду. Мои слуги отлупцуют и в могилу засунут. Понял?

- Понял, благодетель! - сунулся Пермыш лицом в ноги барину.

- Да Акиму обскажи про хозяйство свое, чтобы тот не обижался, - уже смеясь, продолжил Макурин и пошел дальше.

Даже один удар произвел в умах крестьян отрезвляющее влияние. У них снова был барин, готовый казнить и миловать. И нечего его злить, себе же будет хуже. Упрямцы, все как один, падали на колени у своих домов. Ему только оставалось сказать несколько слов и пройти дальше в полной уверенности, что больше его слова не будут нарушены. У одной избы, даже избенки протестантов, его поначалу насмешили, а потом забеспокоили.

В ноги Макурину бросился не мужик, как всегда, а толстая баба уже преклонных лет. Как и все женщины, она вывалила на него огромный поток бестолковых слов, которые только совершенно запутали.

- Фу ты! - чертыхнулся он, - давай сначала, четко и членораздельно. Где твой хозяин?

- Умер, кормилец, еще десяток лет назад. Провалился в воду, простудился и умер. Вдвоем мы с дочерью живем.

- И что же, вы земельный надел получаете? - поразился попаданец. XIX век это не XX и уж тем более не XXI, здесь гендерное разделение было четкое, ибо баба не могла пахать физически, а мужик не мог стоять у печки морально — засмеют в общине, заплюют и выгонят. Не последняя, конечно, проблема помещика, но неполная семья обычно полноценно не жила.

- Нет, разумеется, барин, и без надела живем, и без хозяйства, можно сказать, не живем, а выживаем, - смело сказала молодая крестьянка, видимо, дочь толстой бабы, если не старухи. В эту эпоху люди старели и умирали рано, возраст было надо знать, а не определять по внешнему виду. Он вопросительно посмотрел на старуху, словно спрашивая, кто тут ходит и смеет вмешиваться в разговор с барином?

- Катерина это, дочь моя единственная, - представила ее все-таки еще баба. За одним и сама назвалась, - а я Феклой зовусь.

Ну и черт с вами, зовитесь. Однако, здесь необходимо разговаривать не с бабами, а с тем же управляющим, он же староста Березового. Явно не дорабатывает. Давно уже молодую замуж пора отдать, хозяйство поднять. Пусть рожают детишек, да платят повинности на благо помещику и, в какой-то мере, государству.

Он повернулся к дочери Феклы и обмер от красоты. В XXI веке она бы с легкостью брала всевозможные конкурсы. Да и в XIX веке, если повезет, нашла бы какого-то богатого дворянина. Не мужа, так любовника. А вместо этого она живет в этой развалюхе, да еще, наверняка, голодает!

Щеки у ней буквально горели огнем, черные брови выгодно оттеняли зеленые кокетливые глаза. выгодно изогнутые губы словно бы требовали поцеловать такую красоту. А фигура! Андрей Георгиевич аж задохнулся, смотря на высокую грудь, тонкую талию, длинные ноги. Хочу, хоть и не могу!-

Аким! - голосом, не обещающим ничего хорошего произнес Макурин.

Управляющий, видя злящегося барина, зачастил, заспешил обвинить девушку:- Пытались ее женить раза три только в прошлом годе. Не хочет, хоть колом ее бей. То одно, то другое, все не нравится.

- И что же? - холодом в голосе Макурина можно было заморозить все окрестности, - били бы, только не колом, а плетьми, чтобы образумилась. А потом в церковь с суженным. Самой-то неужели в семью нормальную не хочется? Сверстницы, поди, по двух-трех дитятей имеют?

Он властно взял ее за подбородок, посмотрел на точеные черты лица, заставил покрутится вокруг, любуясь девичьими прелестями. Катя ему совершенно не сопротивлялась. даже наоборот, изгибалась, вставала в такие позиции, чтобы лучше было видно ее тело — главное ее оружие в этой жизни. Между делом отвечал на вопросы помещика. Смело и прямо, совершенно не думая прикрывать управляющего.

- Конечно, барин, как же без этого, какая же девка замуж не хочет? Опять же, годочков мне много. Как вы правильно заметили, подружки мои детей уже имеют, и мне тоже хочется. Да только Аким Петрович предлагает мне вдовцов или бобылей. И все такие страшные, что ужас. Как нарочно набирает

Андрей Георгиевич хмыкнул и посмотрел на Семеного, требуя ответить. Барин не девчонка, не отмахнешься. А ведь такие вопросы только задавать просто, а отвечать на них очень трудно. Или даже почти невозможно. А надо. Ишь, как смотрит кормилец требовательно.

- Ваше высокоблагородие,- начал он издалека, - испокон веков так повелось — дворяне создавали семьи с дворянами, купцы с купцами, крестьяне с крестьянами. и ежели порядок нарушался и, скажем, дворяне сроднились с крестьянами, то ничего хорошего не становилось ни тем, ни этим. У крестьян тоже, большие с большими, середняки с середняками, а бедные с бедными. И хоть Катюха наша очень уж благая, но ее никто не хочет брать. Ибо нет у ней приданного. Одни тараканы да мыши.

- Да как это нет ничего! - не выдержала Фекла наездов на свою дочь, - а красота какая, хоть амператору показывай? А еще руки какие хорошие, все ее