Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева

ратоборцем» на поприще интриг. Почти все генералы считали, что ничуть не хуже Кутузова справились бы с командованием армией, и подчинялись ему крайне неохотно. Барклая можно понять. Багратион вообще авторитетов не признавал и подчинялся кому бы то ни было крайне неохотно. А уж подчиняться Кутузову! Ещё до начала войны он язвительно заметил: «Его Высокопревосходительство имеет особенный талант драться неудачно…» Беннигсен, которого Кутузов в пику Барклаю назначил начальником штаба, вмешивался во все распоряжения командующего, публично ему прекословил, постоянно поучал. В общем, окружение было враждебным и к откровенности не располагало.

Леонтий Леонтьевич Беннигсен

Джордж Доу. «Портрет Л. Л. Беннигсена»

Чем ближе главнокомандующий знакомился со своей армией, тем яснее видел: сражение нужно начинать как можно скорее – армия теряла воинский дух, отступление деморализовало солдат. Уже на третий день по прибытии на фронт он пишет царю: «Не могу скрыть… что число мародёров весьма умножилось, так что вчера полковник и адъютант Его Императорского Высочества Шульгин собрал их до двух тысяч человек…»

Он не хотел давать генерального боя, но и отказаться от него не мог: армия требовала одного – драться, государь непреклонно настаивал на том же. А Кутузов ведь не Наполеон: тот все решения принимает сам, Кутузов же своему императору не подчиниться не может. Так что историки напрасно упрекают главнокомандующего, что он, якобы идя на поводу у Наполеона, который стремился к сражению, вступил в кровопролитную битву вместо того, чтобы сохранить армию.

Решение сражаться было принято. Оставалось найти место. Багратион с раздражением писал Ростопчину: «По обыкновению у нас ещё не решено: где и когда дать баталию? – всё выбираем места, и всё хуже находим». Чтобы оценить трудность выбора позиции, мало быть отважным воином, нужно быть ещё и стратегом. Вот Клаузевиц отлично понимал сложность задачи, стоявшей перед Кутузовым. «Россия чрезвычайно бедна позициями… там, где леса вырублены, как между Смоленском и Москвой, местность плоская, без определённо выраженного рельефа, нет глубоко врезанных долин, поля не огорожены, а следовательно, всюду легко проходимы, селения имеют деревянные постройки, а потому мало пригодны для обороны… В общем, выбор позиции очень стеснён, поэтому, если полководец, как это было с Кутузовым, должен, не теряя времени, дать сражение и найти на протяжении двух-трёх переходов подходящую местность, то, конечно, ему приходится мириться со многим… трудно было найти лучшую позицию, чем при Бородино».

К тому же именно здесь сходились основные дороги, ведущие к Москве (Старая и Новая Смоленские), и главнокомандующий рассчитывал надёжно их перекрыть.

Действительно, для оборонительного боя Бородинское поле было удобно: его пересекали многочисленные речки, ручьи, овраги, были и возвышенности, на которых можно установить артиллерию. На вершине холма, названного «курганной высотой», для артиллеристов построили редут, которому надлежало защищать центр армии. Правый фланг прикрывали обрывистые берега реки Колочи, и он был практически недоступен для нападающих. А вот левый… оставался открытым. Кутузов приказал построить перед ним три укрепления полевого типа – флеши. Они вошли в историю как багратионовы флеши. Именно там был смертельно ранен генерал Багратион, которому (ничего удивительного) выпало защищать самый опасный, самый уязвимый участок обороны. Именно против этого участка Наполеон и направил главный удар (в чём тоже нет ничего удивительного).

Молебен русской армии

Литография по оригиналу П. Ковалевского. «Молебен на Бородинском поле перед Смоленской иконой Божией Матери»

Ещё до окончательного решения о месте и дате сражения Ермолов писал Багратиону: «Надобно противостоять до последней минуты существования каждого из нас… Боюсь, что опасность, грозя древнейшей столице, заставит прибегнуть нас к миру, но сии меры слабых и робких. Всё надобно принести в жертву и радостно, когда под развалинами можно погребсти врагов, ищущих гибели Отечества нашего. Благослови Бог. Умереть россиянин должен со славою». Князь Пётр Иванович со славою и умер…

Оба полководца считали, что предстоящая битва решит важнейшие стратегические задачи: Кутузов рассчитывал активной обороной нанести французам возможно большие потери, изменив тем самым в свою пользу соотношение сил, и сохранить свои войска для будущих сражений и окончательного уничтожения врага. Наполеон надеялся, действуя привычным образом, разбить русских в одном (именно в этом, Бородинском) генеральном сражении и беспрепятственно двинуться на Москву. Обоим удалось выполнить поставленные задачи лишь отчасти…

Предпринятое русским главнокомандующим накануне сражения свидетельствует о том, как прав был Клаузевиц, утверждая, что Кутузов «знал русских и умел с ними обращаться…» А Михаил Илларионович сделал вот что: он приказал пронести по рядам войск икону Богоматери, спасённую в горящем Смоленске. Трудно вообразить что-нибудь другое, способное так тронуть сердца русских солдат, так поднять боевой дух. Фёдор Николаевич Глинка вспоминал: «Сама собою, по велению сердца стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью…» И упоит. До начала боя оставалось меньше суток…

О Бородинском сражении я рассказывать не буду. Совсем. Буквально о каждой его минуте и так написано много, притом людьми, несравненно более осведомлёнными в военном деле, чем автор этой книги. Скажу только о том великом душевном подъёме, с каким шли умирать за Отечество русские люди. «С запёкшейся кровью на устах, с почерневшими от пороха лицами, позабыв счёт времени и все внешние отношения, они не знали, где находятся; знали только одно, что им надобно стоять и драться – и дрались беспрерывно, дрались отчаянно! Где было две тысячи, осталось две-три сотни! И те сиротами прижимались к своему знамени и искалеченными телами защищали полковую святыню!» – свидетельствует участник сражения Фёдор Глинка.

«26 августа незабвенное дело Бородинское. Считая оное последним в своей жизни, всякий дрался, чтобы увековечить своё имя», – вспоминал кавалерийский генерал Киприан Антонович Крейц. Он участвовал во всех сражениях с Наполеоном, до и после Бородинского. При Бородине был ранен в четырнадцатый (!) раз.

Молебен на Бородинском поле

«Французские солдаты… изумлялись тому, что так много врагов было перебито, так много было ранено и так мало пленных. Не было даже восьмисот! – вспоминал Сегюр (именно его воспоминаниями преимущественно пользовался создатель «Войны и мира»). – Обыкновенно по числу этих последних и определялся успех. Убитые свидетельствовали скорее о храбрости побеждённых, чем о нашей победе. Если остальные могли отступить в таком порядке, гордые и не упавшие духом, то какая польза была в том, что поле битвы осталось в наших руках».

Наполеон