История жизни бедного человека из Токкенбурга - Ульрих Брекер

Для нас в Тоггенбурге помешательство на почве свободы вполне извинительно, потому что полная свобода нам еще совершенно в новинку, так что от нее, как от молодого вина, люди ходят навеселе, раскачиваясь и толкаясь, и поначалу никак не могут друг друга понять. Терпение! Со временем все уладится.

Теперь число народных представителей увеличили до ста двадцати; они регулярно собираются, чтобы обсуждать дела края и принимать меры для скорейшей выработки надлежащей формы правления. Лишь некоторые общины верхней части долины, состоящие целиком из католиков,[487] проводят собственные собрания и своих делегатов не посылают вовсе или посылают лишь изредка на общие конференции, и по всему выходит, что они хотят отделиться и установить у себя самостоятельное правление. Имеются ли у них на то веские причины или это происходит только из политического или религиозного фанатизма — судить не могу. Знаю только, что до сих пор они ни разу не приняли серьезного участия в общем деле, как их ни уговаривали по-дружески, как ни упрашивали по-хорошему, пока, наконец, реформаты не заявили напрямик, что им такое двурушничество надоело и что они станут далее действовать одни и создадут в крае единую реформатскую общину, а если имеются католические общины, которым не хотелось бы от нас отделяться или они колеблются, то их не принимать в союз, несмотря ни на что, пока не произойдет полного объединения всех общин края. Католикам дано еще несколько дней на размышление, а понимающие и умные люди с обеих сторон работают над тем, чтобы все-таки добиться объединения, пока есть хоть малая на него надежда. Надеюсь и я, что обе стороны постепенно увидят, к каким тяжким последствиям может привести это неразумное разделение, даже если принять во внимание только взаимное озлобление и отчуждение людей. Ибо до сих пор обе религиозные части жили между собой в мире и братстве, и общение между ними было вполне дружественным. А разъединение породит одну только неугасимую взаимную злость.

В марте, 5-го

На 15-е число сего месяца назначено, наконец, собрание общины, хотя и только реформатской. Но люди говорят с большой уверенностью, что и католики примут в нем участие. Время покажет.

Между тем всюду в общинах проводятся воинские упражнения и обучение, как обращаться с оружием, чтобы в случае необходимости быть в состоянии помочь в защите швейцарских границ. Уже ходят тревожные слухи о том, что французы в разных местах вторглись в Швейцарию и что, хотя кое-где они были отбиты, даже и с кровью, в иных местах, таких как Фрейбург и Золотурн, они пересилили.[488] Как дальше пойдут дела — остается ждать.

Эти события вызывают повсюду и здесь у нас различные отклики. У некоторых, особенно у прекрасного пола, испуг, страх и ужас, потому что пугливые люди представляют себе опасность ужаснее, нежели она есть на самом деле. Другие же приходят в гнев и ярость по поводу таких бессовестных соседей. И правда — это может возмутить всякого честного швейцарца, если он видит, что его отечество Гельвеция подвергается таким несправедливым образом и без всяких оснований нападению каких-то бессовестных разбойничьих банд. Даже те, кто с начала этой войны держал обычно сторону французов, заговорили теперь по-иному, т. е. те из них, кто не утратил еще любви к отечеству и отдают дань разуму, говорят: «Нет, такого я от французов не ожидал, что они станут питать к нам враждебные чувства».

Но даже стыдно говорить, что все еще встречаются среди нас люди, которые с ликованием смотрят, как эти разбойничьи орды наводняют нашу швейцарскую землю, безжалостно разрушают наши столицы и монастыри. Нет, эти люди не заслуживают имени швейцарца, это — кровожадные якобинцы, которые желали бы разделаться со всяким порядком и общественным согласием, лишь бы им самим сделаться Гансами во главе стола.[489] Но, как я уже говорил, известно, что это за птицы. Люди, что не имеют друзей, сверхэгоисты, которым лишь бы все прибрать к рукам, у которых голодающий ближний не допросится куска хлеба, — и каждый такой называет себя патриотом и другом отечества! Я не считаю так и думаю, что мое мнение разделяют многие, пускай даже некоторые неразумные славословят их — как раз за то, что крик свой о свободе и равенстве они сопровождают дружескими ухмылками.

Золотурн, говорят, был сдан из-за предательства командовавшего генерала. Оттуда французы двинулись через Фраубрунн[490] к Берну, и только что пришло известие, что город перед ними капитулировал.[491] От Фраубрунна они, как рассказывают, продвигались к Берну все время с боями и побили у бернцев много народа, захватив их знамена и тяжелые пушки. Вот и сердце нашей конфедерации уже в руках у франков.

11 марта

Следствием всех этих событий стали потрясения и движения в душах здесь и повсеместно в нашей Гельвеции. Правду сказать, движения самого разного свойства. Среди больших людей — зачастую смятение, страх и ужас, среди всех прочих — озлобление, и не столько против франков, которые вознамерились покорить половину нашей части света, сколько против изрядного количества бессовестных жителей конфедерации, которых по всем углам, по всем кантонам и краям наберется целая орда и которые подобно паршивым овцам заражают и отравляют многих из тех, кто еще здоров. Имеются также и пламенные друзья французов, или, если угодно, якобинцы, для которых, что ни вытворяют французы, уже хорошо, даже если те все ставят с ног на голову. Уж эти-то ликуют и радуются сверх меры тому, что нам оказана великая честь — нас посетила сия столь благородная, столь храбрая и великодушная нация, которая и руки-то налагает на большие города и монастыри со всем приличием, как у нее принято, всего лишь для того, чтобы взять из этих переполненных ульев лишний медок, а между делом оприходовать также и упитанного тельца, кабанчика и овечку у трудолюбивого поселянина.

В общем, понятно. Эти лжепатриоты одобряют все, что ни сотворят французы, и, наверное, едва ли будут против, когда у тех руки и до них самих дойдут. Вот уже эти гости — у нас в стране и даже в самом сердце Гельвеции и беспрепятственно маршируют от города к городу. Какие порядки они там заведут — покажет одно только время.

Везде, где ни собираются люди, по всем трактирам