Дети Арога - igor parhomyuk

Увидев, что я уже сижу красный от злости, она быстро заговорила:

— Хорошо. Спустя двести лет женщины тоже захотели участвовать в выборе жениха. Тогда и появились платки. Стало недостаточно выиграть бой — нужно ещё нравиться невесте. После боя рыцарь подходил к невесте, и она по своему усмотрению отдавала платок. Если черный — значит, она отвергает. Синий — она готова подумать. Белый — она согласна... А Серый рыцарь, — торопливо сказала она, видя моё нетерпение, — это просто дань вашей мужской трусости. Каждый, кто хочет участвовать в боях, но боится быть прилюдно отвергнутым, может быть в закрытой маске, в сером костюме и показать лицо только ей.

— Ну и почему ты не можешь показать всем чёрный платок? — поинтересовался я.

— Потому что я уже два года это делаю. И этот год — последний, — грустно сказала она.

— Получается, я выступлю без маски за тебя и в маске за Эльку, а потом покажу ей лицо, и она пошлет меня подальше... — задумчиво сказал я.

— Если верить тому, что я видела и слышала, то не пошлёт. Максимум — получишь синий платок, — уверенно сказала Жозефина.

— Да, твои бы слова да Богу в уши, — проворчал я. — Ладно, рассказывай, что я должен делать?

.

Глава 25 ристалище и ревность

Оказывается, быть женихом — это целая традиция, сопровождающаяся кучей условностей. Если к этому прибавить кипучую деятельность Жозефины и отсутствие средств связи, рассказывающих всем о том, что я являюсь её женихом, то это ещё и дело довольно нудное и неприятное.

Нужно было, как идиот, разодевшись франтом, об руку с Жозефиной обойти весь замок и, важно надувая щеки, изображать несокрушимого Рембо, чтобы ни одному придурку и в страшном сне не захотелось выйти на ристалище против меня. Пару раз вдалеке я видел Эльку, мило воркующую с каким-то парнем, и в эти мгновения мне было очень жаль, что ристалище начнется только послезавтра.

Несколько раз я приходил на учебные поля, где будущие женихи оттачивали своё мастерство перед началом брачной гонки, и был неприятно удивлен уровнем подготовки этих молодых людей — и Элькиного жениха в частности. Этот малый оказался проворен как обезьяна, покрыт панцирем мышц, он вертел боевым топором, как я бы крутил газеткой, отгоняя мух. В учебные спарринги он вступал только против двух друзей-бойцов, браво раскидывая их по полю. Видя такой уровень мастерства, я загрустил: если меня не посетит боевое вдохновение, то, как пить дать, этот красавчик порубит меня в капусту.

Периодически на балкон перед полем выходили невесты, чтобы подбодрить своих воздыхателей. Появление многих сопровождалось свистом и шутками, но некоторых встречали с почтением и остановкой боёв. Появление Эльки заставило всех, как один, опуститься на одно колено. Наплевав на все правила хорошего тона и движимый духом противоречия, я просто встал, склонив голову — за что был награждён насмешливым взглядом Эльки и злобным — со стороны её жениха.

Возле огромного амфитеатра стояли щиты с именами невест и бойцов, желающих биться за право обладать ими. Многие были заполнены частично или наполовину. Элькин был заполнен полностью. На щите Жозефины красовалось только моё имя и один жирный крест — это означало серого рыцаря, что очень радовало: хотя бы здесь всё могло пройти без проблем.

Вездесущие букмекеры вовсю собирали ставки. На меня и серого рыцаря ставки принимать никто не хотел. Но самое неприятное было то, что в ночь перед ристалищем я должен был прийти на бал и, изображая неземную любовь к Жозефине, видеть придурка-жениха, танцующего с Элькой. Только при одной этой мысли мне хотелось выть на огромную луну, низко висящую над землёй.

От нечего делать и сгорая от ревности, я бродил по замку, ловя на себе враждебные, злые, насмешливые — но ни одного дружеского взгляда. В голове крутились мысли, что Элька сидит за ужином и мило беседует с этим придурком. Картина в голове была такая четкая и реалистичная — её глаза, её рука в его руке.

Все доводы, которые приводила мне Жозефина, просто смывались чёрной ревностью. Понимая, что надо как-то отвлечься, я снова пошёл на учебные арены, но там всё было занято. На балконе Эльки тоже не было видно, и я снова бродил по длинным коридорам огромного замка.

На каком-то повороте я свернул в узкий проход и стал спускаться вниз по когда-то красивой лестнице, которую, по-видимому, уже давно обходили своим вниманием уборщики. На каждом пролёте висели факельницы, но самих факелов было один на весь пролет, и свет от луны из узких бойниц тоже слабо освещал лестничные пролёты. Пахло пылью и мышами или кто у них тут, но пахнет также

Собравшись уже развернутся и возращатся обратно я услышал где то далеко лязг мечей и дружный рев мужских глоток.

Постояв ещё минуту и услышав снова уже одобрительные крики, я, пожал плечами, пошёл на звук.«Я бы не ходил», — прошелестел слабый голос в голове, но оставаться один на один с собой в комнате было невыносимо, и, понадеявшись на свои способности, я упорно спускался по винтовой лестнице. Судя по отсутствию бойниц, я уже был в подвале.

Через три пролёта я спустился в большую комнату и увидел в двоих солдат, стоявших, видимо, на страже. но положив на устав. Они прислонили свои алебарды к стене и, приоткрыв щель двери, увлеченно смотрели внутрь и о чем то спорили.

— Как дела, бойцы? — спросил я.

От моего вопроса они подскочили. И, что им в плюс — рванув к стене, схватили алебарды и резко направили их на меня. Причём один, молодой, автоматом сделал выпад вперёд.

К счастью, я был далеко. Сделав шаг назад, я удивлённо посмотрел на него. Увидев меня, они тут же встали по стойке «смирно», а пожилой врезал кулаком в бок молодому и прошипел ему что-то про его родителей и то, что его папа вовсе не его папа, а осёл соседа.

— Что там происходит? — нахмурив брови, спросил я.

— Прошу прощения, мастер, но вам туда нельзя, — склонив голову, сказал старший. — Тут только по приглашениям или по рекомендации сиятельств.

Я посмотрел на него. Он явно был смущен — его подловили без оружия, да ещё и подчинённый повёл себя как последний салага.Но, судя по твердому взгляду, просто так