Управление войсками (сборник) - Юрий Борисович Рипенко

артиллерийской подготовки, я приказал у каждого орудия на огневых позициях заранее разложить боеприпасы в определенном порядке. Для каждого периода артиллерийской подготовки предусматривался расход установленного количества снарядов и мин. Полученные на каждый такой период боеприпасы укладывались отдельными штабелями. Во избежание какой-либо путаницы каждый штабель обозначали специальной табличкой с соответствующей подписью. Не могу утверждать, что этого не делали и на других фронтах, но такая идея родилась в нашем штабе, и тогда мы считали себя первооткрывателями.

Мы потребовали, чтобы на щите каждого орудия имелись четко записанные установки для стрельбы на период артиллерийской подготовки. Это требование было отнюдь не ново для кадровых офицеров. В мирное время о нем знали даже младшие командиры и наводчики. Но и такими мелочами приходилось заниматься штабам артиллерии фронтов и армий. Ведь на фронт попадало немало вновь сформированных частей, в составе которых находились молодые и малоопытные офицеры, необстрелянные и недостаточно подготовленные солдаты. Вот и приходилось учить элементарным вещам. И я не считаю зазорным, что штабы артиллерии фронтов и армий занимались порой делами такого мелкого масштаба. Тут уж, как говорится, лучше пересолить, чем недосолить.

(В. Казаков)

Во время артиллерийской подготовки /при уничтожении окруженной группировки противника под Сталинградом/ произошел надолго запомнившийся мне случай, который послужил серьезным уроком на будущее. Обычно до начала артиллерийской подготовки и после ее окончания в ходе всего наступления непрерывно велась разведка, в том числе и артиллерийская. А вот когда начиналась артиллерийская подготовка и расположение противника затягивалось сплошной завесой дыма и огня, разведка как-то сама собой на время прекращалась. Многие считали, что при таком задымлении все равно ничего не увидишь, а противник, прижатый огнем к земле, ничего не сможет предпринять. Все занимались созерцанием весьма эффектного зрелища, которое в общем-то не так уж часто приходится наблюдать.

И вот почти под носом у нас после первого налета одно чудом уцелевшее отделение вражеских стрелков переползло из первой траншеи в нейтральную зону и укрылось в воронках от разрывов снарядов. Все они были в белых (хотя и грязных) маскировочных куртках, и никто не заметил их маневра. Когда наша пехота поднялась в атаку, это злополучное отделение открыло огонь из автоматов и нанесло ей потери. С горсткой смертников покончили очень быстро. Но после такого печального случая мы до конца войны самым жестким образом требовали ни на минуту не прекращать наблюдения за противником даже во время артиллерийской подготовки.

(В. Казаков)

На Волге и Дону, и в более поздние периоды Великой Отечественной войны многие общевойсковые командиры высказывали мнение, что артиллерийская подготовка может быть признана удовлетворительной в том случае, если после нее пехота наступает беспрепятственно. Некоторые даже утверждали, что после хорошей артиллерийской подготовки пехота может атаковать в полный рост, идти вперед не пригибаясь, почти как на параде. Но все это лишь досужие вымыслы, не имевшие ничего общего с действительностью.

Большой ошибкой было бы считать, что после артиллерийской подготовки противник полностью и надолго теряет способность к сопротивлению… Да такую задачу никто и не ставил перед артиллерией. Слов нет, артиллерия обязана была надежно подготовить атаку нашей пехоты. Но что это значит? Это значит, что артиллерия должна нанести большой урон живой силе противника, разрушить его штабы, узлы связи, оборонительные сооружения и подавить огневые средства. Подавить противника – значит лишить его возможности сопротивляться на какой-то короткий отрезок времени.

Кто бывал под сильным артиллерийским огнем противника, тот сам хорошо знает, что в течение этого времени приходится укрываться в окопах, щелях, блиндажах. После прекращения огня проходит еще несколько минут – две-три, а иногда и больше, – прежде чем приходишь в себя и вновь обретаешь способность к действиям. В таком же состоянии оказывается и противник после нашей артиллерийской подготовки. Поэтому атака всегда приносит успех, если она проводится в тот период, когда враг еще не оправился от артиллерийского удара. В умении использовать этот момент и заключается искусство атаки.

(В. Казаков)

Артиллеристам нашего фронта /1-й Белорусский в Берлинской операции/ было предъявлено большое требование, особенно в отношении точности огня. Это требование вызвано было тем, что артиллерийскую подготовку атаки предстояло провести в ночное время, и тем, что на некоторых участках фронта наша пехота занимала исходное положение для атаки в 100–150 метрах от переднего края вражеской обороны. При малейшей неточности наша артиллерия могла поразить свою же пехоту.

Поэтому в ходе подготовки артиллерии к операции проводилась пристрелка вражеских целей, которые были выявлены разведкой. Пристрелка проводилась одним орудием от полка с однородными дивизионами и двумя орудиями от полка, имевшего на вооружении дивизионы разных калибров. Днем производилась пристрелка целей противника, а ночью велась в ближайшем тылу на специальных полигонах. Таким образом, данные, полученные днем, проверялись стрельбой орудий тех же калибров и в те же часы, когда должна начаться действительная артподготовка. Результаты пристрелок помогли разработать таблицу стрельб с поправками, которую штаб артиллерии фронта размножил и разослал во все части для руководства.

(В. Казаков)

По замыслу генерала Баграмяна наступление строилось с исключительно высокой плотностью сил и средств на участке прорыва. За счет резкого ослабления остальных участков фронта, здесь сосредоточивалось 75 процентов соединений и частей, 87 процентов артиллерии и все танки. А ведь участок прорыва составлял всего 15 процентов линии фронта.

Вместе с тем для тех сил и средств, которыми мы располагали, сам участок прорыва был очень широк – около 25 километров (18 километров в 6 гвардейской армии и 7 километров – в 43-й армии). Поэтому войска фронта должны были наступать в одноэшелонном построении. На первый взгляд выбор столь широкого участка прорыва противоречил общепринятым нормам. Но, как мы знаем, уставные положения только тогда успешно претворяются в жизнь, когда командир руководствуется не буквой устава, но его духом, когда он мыслит творчески, учитывая конкретно сложившуюся ситуацию.

Местность на участке прорыва и в его оперативной глубине труднопроходимая, дорог мало. Чем уже участок прорыва, тем меньше доступных для передвижения войск и техники направлений, тем слабее, следовательно, будет сила первоначального удара по противнику. Много эшелонное, то есть в затылок друг другу, построение наших наступающих войск в этой трудной для маневра местности чревато перенасыщением боевых порядков, чревато тем, что вторые и третьи их эшелоны будут практически бездействовать, а противник, наоборот, сможет маневрировать резервами, снятыми с не атакованных участков. Короче говоря, для успеха операции, для выхода наших армий на оперативный простор громадное значение приобретает сила первого удара, его внезапность, взлом тактической зоны обороны немецко-фашистских войск в широкой полосе. Этим и руководствовался