Собственный Его Императорского Величества Конвой. История частей непосредственной охраны российских государей от основания при Александре I до расформирования после отречения Николая II. 1811— 1917 - Николай Васильевич Галушкин

фронтом были возвращены обратно, другие распоряжением Ставки задержаны на больших станциях и получили приказание «не производить отправления до особого уведомления». Георгиевский батальон с генералом Ивановым, лично посетившим в Александровском дворце Государыню Императрицу, вернулся обратно в Могилев.

Восстановление порядка в Петрограде возможно было только одним путем – путем энергичной борьбы, то есть применения сил со стороны Действующей Армии. Этого сделано не было!

«…Пассивное отношение к совершавшимся в столице событиям особенно было проявлено со стороны Главного командования Северного фронта, которому надлежало первому принять меры для прекращения беспорядков в столице».

По мнению этого командования, в ведение которого входил Петроград, «применение оружия могло вызвать лишь ужасные последствия, учесть кои вперед нельзя» (запись Великого Князя Андрея Владимировича). Ложные сведения, полученные в Пскове о том, что «в Петрограде наступило полное спокойствие», и сама война парализовали волю Главного командования. В результате уличные беспорядки превратились в тот «революционный взрыв», к которому во время войны так стремились враги Императорской России, оппозиционные круги из Государственной Думы и все их единомышленники.

В Пскове Главнокомандующий Северным фронтом генерал-адъютант Рузский был принят Государем Императором и представил Государю телеграмму Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютанта Алексеева (1 марта 1917 года): «Телеграмма Его Величеству. Псков. Ежеминутно растущая опасность распространения анархии во всей стране, дальнейшее разложение армии и невозможность продолжения войны, при создавшейся обстановке, настойчиво требуют издания Высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем признания ответственного министерства и поручения составления его Председателю Государственной Думы. Поступающие сведения дают основание надеяться на то, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остановить всеобщий развал и что работа с ними может пойти, но утрата всякого часа уменьшает последние шансы на сохранение и восстановление порядка и способствует захвату власти крайними левыми элементами. Ввиду этого усердно умоляю Ваше Императорское Величество на немедленное опубликование из Ставки нижеследующего Манифеста…» Далее в телеграмме генерала Алексеева следует содержание этого Манифеста, в котором сказано: «…Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, Я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на Председателя Государственной Думы Родзянко, из лиц, пользующихся доверием всей России».

Телеграмма, составленная Государем Императором на имя Родзянко, в которой Его Величество объявил свою волю дать ответственное министерство, была Министром Императорского Двора передана Главнокомандующему Северным фронтом.

2-го. В течение ночи с 1 на 2 марта Председатель Государственной Думы Родзянко ведет телеграфный разговор с Главнокомандующим Северным фронтом, в котором заявляет: «…Я должен сообщить вам, что в самом начале движения власти в лице министров стушевались и не принимали решительных мер предупреждения; немедленно же началось братание войск с народными толпами, войска не стреляли, а ходили по улицам, и толпа им кричала «ура».

«…Вынужден был во избежание кровопролития всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, т. к. агитация направлена на все, что более умеренно и ограничено в своих требованиях…» В дальнейшей части своего заявления Родзянко передает «требование» об отречении Государя Императора в пользу Наследника Цесаревича, при Регентстве Великого Князя Михаила Александровича, заканчивая словами: «Одно могу сказать: ни кровопролития, ни ненужных жертв не будет. Я этого не допущу!..» В этом разговоре с генералом Рузским Родзянко говорит не о чем ином, как об акте, долженствующем потрясти в самом основании мировоззрение всего русского народа.

«Содержание этого первого революционного заявления Родзянко утверждает тот факт, что в Петрограде был просто бунт, в котором не было ничего «великого», а тем более «бескровного». И в этом бунте деятельность наших «революционеров» («долой Самодержавие!») тесно переплеталась с работой немецких агентов («долой войну!»), преследовавших цель вывести Россию из рядов воюющих держав путем сеяния смуты в тылу Русской Армии.

Напрасно большевики в СССР и «вожди революции» в эмиграции старались доказать свои «заслуги»! Мартовские события застали всех врасплох, когда не было ни «героев», ни «вождей», а была анархия. Доказательством чему служат слова самого Родзянко: «Мне оставалось только попытаться взять движение в свои руки и стать во главе, чтобы избежать анархии…», «К сожалению, мне это не удалось…». Но самым главным доказательством того, что у Председателя Государственной Думы власти, о которой он торжественно заявил, что принял на себя, не было, – это его сообщение генералу Рузскому о том, что «войска не только не слушают, но убивают своих офицеров», а сообщая об аресте министров, добавляет: «Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня».

И наконец, совсем уже иронией звучат его заключительные слова: «Ни кровопролития, ни ненужных жертв не будет. Я этого не допущу!..»

Заявление Родзянко о том, что он «взял движение в свои руки и стал во главе его», не отвечали действительности, ибо лично он, как и весь Временный Комитет Государственной Думы, был под постоянным контролем представителей Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.

Совет Рабочих Депутатов возник самочинно 27 февраля. Инициаторами его явились освобожденные толпой из предварительного заключения лидеры «рабочей группы». Этот самочинный Совет, совместно с некоторыми представителями крайних левых партий той же Государственной Думы, образовал «Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов». Впоследствии в название Совета Рабочих Депутатов было вставлено «и Солдатских».

Между тем от имени Временного Комитета Государственной Думы по всей стране рассылались телеграммы, изображавшие положение в Петрограде в совершенно искаженном виде.

«Генералы Алексеев и Рузский имели ложное представление о том, что фактически произошло в Петрограде. Они верили, что в Петрограде Правительство Государственной Думы, опирающееся на дисциплинированные части, ради возможности продолжать войну, прежде всего хотело избежать междоусобия».

На основании разговора (в ночь с 1 на 2 марта) Родзянко с генералом Рузским Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего рассылает телеграммы всем Главнокомандующим фронтами:

«Его Величество находится в Пскове, где изъявил Свое согласие объявить Манифест, идти навстречу народному желанию учредить ответственное перед палатами министерство, поручив Председателю Государственной Думы образовать Кабинет. По сообщению этого решения Главнокомандующего Северного фронта Председателю Государственной Думы, последний, в разговоре по аппарату, в три с половиной часа 2-го сего марта ответил, что появление такого Манифеста было бы своевременно 27 февраля; в настоящее же время этот акт является запоздалым, что ныне наступила одна из страшных революций; сдержать народные страсти трудно; войска деморализованы. Председатель Государственной Думы хотя пока и верит, но он опасается, что сдерживать народные страсти будет невозможно. Что теперь Династический вопрос поставлен ребром и войну можно продолжать до победного конца, лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от Престола в пользу Сына, при Регентстве Михаила Александровича.

Обстановка, по-видимому, не допускает иного