Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин

Тогда меня просто разводили, и это я хорошо понимал своими студенческими мозгами.

Но это была фёдоровская трубка, вот в чём дело.

А вот сейчас я вспомнил эту историю, пытаясь понять, как была устроена слава этого эксцентричного человека. Такое впечатление, что его трубки были в СССР чем-то вроде хорошего армянского коньяка — лучшим из имеющегося.

Сейчас состоятельные люди познакомились с трубочными лавками всего мира, насорили там деньгами и навезли всякого. Но трубка — такое дело, что понтов там всегда больше, чем вереска и эбонита.

Вот если кто спиздит из музея в Гори знаменитую трубку (я там видел их много) — то и хер бы с тем, красива она или нет. Я бы, правда, ещё десять раз подумал, чтобы такую набить.

Впрочем, один старик, которого я знал, целый час дрался с каким-то альпийским стрелком, наконец зарезал его, и без колебаний скурил весь трофейный табак, зажав в зубах австрийскую трубку.

Всяко бывает.

А фёдоровский шансон, который я слышал в записях, мне, увы, совсем не понравился.

Ну, а в хорошей книге Гаева сказано так: "Оценить трубки Фёдорова как плохие или хорошие невозможно. Их историческая ценность бесспорна. Что же касается красоты, то здесь нельзя дать однозначный ответ: есть как обращающие на себя внимание, так и не представляющие никакого интереса работы. У Фёдорова почти нет фигурных трубок, как правило, это вариации классических форм (хотя вряд ли он был знаком с классификацией Данхилла). Встречаются оригинальные модели с глубокой чашей, видимо, для заядлых курильщиков. Поверхность обычно гладкая, рустированные трубки попадаются реже. Из декоративных элементов можно назвать металлические кольца, многие имеют длинный чубук".

Ну а трубку мою украли в год падения Советской власти, тем же летом. Какие-то мальчишки залезли в квартиру, где я жил временно, и стащили ящик с трубками (остальные были польские, дешёвые и неважные) и банку со старыми, но не старинными монетами.

Извините, если кого обидел.

bent-bulldog

bent-dublin

bent-pot

bent-billiard

bent-apple

prince

straight-rhodesian

zulu

liverpool

poker

pot

dublin

horn

hungarian

canadian

cherrywood

churchwarden

diplomat

bulldog

calabash

bent-rhodesian

billiard

brandy

И ещё раз: Извините, если кого обидел.

18 апреля 2007

История про секстант

А вот практиковал ли кто определение на местности, в море или в полёте с помощью секстанта? А то у нас на кафедре секстант был, я в руках его вертел-вертел, в окуляр глядел-глядел, да и положил на место.

А то мне надо задать вопрос по поводу термина "закат солнца вручную".

Один знатный советский журналист так назвал свою книгу, при этом написал в главе о полярном штурмане Аккуратове: "Замечу, кстати, что к названию этой книги Валентин Иванович имеет самое прямое отношение. Оно — известная перефразировка выражения (сленг), которым пользовались авиаторы и моряки, «поднимающие» или «опускающие» солнечный диск над горизонтом. До создания специальных приборов подобную операцию в высоких широтах проделывали с помощью капли древесной смолы. Оптическое свойство смолы открыл еще в годы первой арктической зимовки как раз Аккуратов".

Хуёвая, я скажу, это журналистика — если человек не может объяснить доходчиво, как политику Партии, название своей книги. Надо что-нибудь сообщить про эту книжку orbi et urbi, как обычно вворачивает Максим Соколов.

Так вот, вопрос вот о чём — я теоретически знаю работу со секстантом, и два солнца и проч., и проч. Так что имеется в виду под "закатом солнца вручную"? Я об этом как-то уже спрашивал, но, увы, ответы меня не удовлетворили.

Извините, если кого обидел.

20 апреля 2007

История про советскую журналистику

К предыдущему посту. Там я уже коснулся этого краем.

Не самые лучше книги могут принести изрядно пользы.

Так вот, у журналистов есть общая безумная мысль (не знаю, кто им её внушил) — что литература лучше журналистики. Ну там, что газета живёт один день, а вот книга — типа, вечна.

Мне повезло, потому что я двигался в противоположном направлении, и быстро понял, что ничего не лучше никого.

Так вот всякий журналист норовит потом издать книгу из своих очерков — не пропадать же добру.

С советскими журналистами произошёл очень интересный опыт — они были жутко могущественны (всякое печатное слово требовало реакции, подразумевалось, что это опосредованное слово власти), и потом очеловеченные очерки расходились тиражом сто тысяч. Причём, кроме журналиста, никого никуда не пускали. Можно запросто быть в каждой бочке затычкой, если ты журналист — это просто входит в соцпакет, в условия контракта.

Для того, чтобы стороннему человеку полететь в стратегическом бомбардировщике, ему нужно быть журналистом. Или Президентом Путиным — впрочем, Путин не совсем посторонний — он ещё и Главнокомандующий над всеми бомбардировщиками. А журналист — так.

А в СССР это было так вдвойне, как в том самом анекдоте: "Нелёгкая журналистская судьба забросила нас в Париж".

Я бы не сказал, что выходящие отдельной книжкой плачи Панюшкина мне больно-то нравятся.

Но куда интереснее (хотя и менее виден) феномен советских журналистов, что печатают свои статьи сплавленные с воспоминаниями. Вот пишет абсолютно состоявшийся журналист о своей жизни, и, как итог каких-то очередных рассуждений приводит свои статьи. Всё бы хорошо, и я понимаю,