Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

вымышленное государство Утопии с той целью, чтобы мы по его образцу создали свое государство или, по крайней мере, его отдельные устои. Равным образом Платон начертал сущность государства, которое, хотя и не может быть, по утверждению новейших теологов, целиком приемлемо для людей греховной природы, однако могло бы существовать наилучшим образом при состоянии невинности. Христос же возвратил нас к состоянию невинности. Таким же образом устроил свое государство Аристотель и многие другие философы. Точно так же и государи издают законы, которые они считают наилучшими, не потому, что они полагают невозможным существование нарушителей законов, но так как они думают сделать счастливыми тех, кто будет их соблюдать… И мы устанавливаем то Государство, которое св. Амвросий восхвалял у журавлей и пчел»[344] («Уместно ли и полезно дополнить и завершить учение о политике рассуждением о государстве», раздел 1).

Государство у фра Томмазо получилось отнюдь не идеальное, со строгой регламентацией, доносительством и засильем церковников, правящих телами и душами. Но, с другой стороны, довольно коммунистическое – с равными правами и возможностями, заботой и обеспечением нужд (все по знаменитому лозунгу Луи Блана, часто ошибочно приписываемому Карлу Марксу, популяризовавшему его: «От каждого по способностям, каждому по потребностям»), высококультурное и образованное. Кампанелла говорит о своих соляриях: «Они считают, что в первую очередь надо заботиться о жизни целого, а затем уже его частей… По своим взаимоотношениям они представляются совершенно как бы членами одного и того же тела»[345]. Мысль ненова, еще Платон признавал, создавая модель идеального государства, что оно не предполагает счастья отдельных своих частей, с него достаточно, что оно счастливо в целом: «Мы основываем это государство, вовсе не имея в виду сделать как-то особенно счастливым один из слоев его населения, но, наоборот, хотим сделать таким все государство в целом. Ведь именно в таком государстве мы рассчитывали найти справедливость… Сейчас мы лепим в нашем воображении государство, как мы полагаем, счастливое, но не в отдельно взятой его части, не так, чтобы лишь кое-кто в нем был счастлив, но так, чтобы оно было счастливо все в целом»[346] («Государство, или О справедливости», книга 4). Однако это вовсе не холодная интеллектуальная игра разума, Платон (а через него и Кампанелла), что называется, «искренен в своих заблуждениях», веря, что, если государство все будет как один человек, оно будет чувствовать боль каждого своего члена, защищать его и т. п.: «Наилучший государственный строй… То же можно сказать и о таком государстве, которое более всего по своему состоянию напоминает отдельного человека. Например, когда кто-нибудь из нас ушибет палец, все совокупное телесное начало напрягается в направлении к душе как единый строй, подчиненный началу, в ней правящему, она вся целиком ощущает это и сострадает части, которой больно; тогда мы говорим, что у этого человека болит палец. То же выражение применимо к любому другому ощущению человека – к страданию, когда болеет какая-либо его часть, и к удовольствию, когда она выздоравливает… Когда один из граждан такого государства испытывает какое-либо благо и зло, такое государство обязательно, по-моему, скажет, что это его собственное переживание, и всё целиком будет вместе с этим гражданином либо радоваться, либо скорбеть»[347] (там же, книга 5). Чуть позже вопросом о том, чем поступается человек в угоду государству и что он за это от него (теоретически!) получает, займется великий английский философ Томас Гоббс в своем знаменитом «Левиафане».

Платона нередко укоряли в том, что его идеальное государство получилось, по сути, фашистским либо – в стиле «казарменного социализма», и счастливым государство, в котором никто не счастлив персонально, в целом тоже быть не может. Эти же обвинения предъявляют и «Городу Солнца» Кампанеллы. Хорошо или плохо жить в таком государстве, каждый должен сам решить. Автору, например, есть с чем сравнивать. Советский строй при всех его недостатках и внутренних болезнях, в итоге подточивших его изнутри и обрушивших, был для человека благом хотя бы в бытовом отношении: он был обеспечен жильем, бесплатным и качественным образованием, равно как и медициной в целом; право на труд (недаром на реверсе медалей «За доблестный труд» и «За трудовое отличие» чеканился лозунг: «Труд в СССР – дело чести!» – помните у соляриев почет любому виду труда?) и отдых были не пустыми словами: каждая семья, как правило, могла позволить полноценный отдых; человека не выкидывали на помойку после 40 лет, выжав из него все возможные соки, он получал достойную пенсию, позволявшую помогать детям и внукам, а не обрекавшую на копание в помойках и рыночных отбросах. Эстрадные шуты и спортивные гладиаторы не получали заоблачных гонораров, просто несравнимых с зарплатой человека скромного и нелегкого труда, не говоря уже о банковско-биржевых паразитах, таких просто не было как вида. Закон был несовершенен, но не царило и беззаконие. Человека не могли за долги вышвырнуть из квартиры. Сказка, утопия? Но мы в ней жили… Не было духовности, свободы слова? Их и сейчас уже давно нет (говорить о какой-либо духовности олигархической РПЦ в нынешнем ее состоянии полного обслуживания интересов власти не приходится, это все равно что «подозревать» в духовности инквизицию, пытавшую Кампанеллу), железный занавес, приподнявшись, вновь опущен; героем был человек труда, а не офисный планктон и компьютерно-айтишные призраки, прекрасно показавшие свою суть, как только Родина вступила в войну, стаей вспугнутого воронья покинув ее пределы. Из двух зол выбирают меньшее, и, если бы автор имел такую возможность, он выбрал бы СССР, его Город Солнца, уничтоженный Горбачевым, Ельциным и ельциноидами… которые, будем справедливы, не взялись ведь «ниоткуда», но вызрели в недрах этого самого отечественного Города Солнца…

Глава 8

Плюрализм собственных мнений

Непродолжительное время, последовавшее после «вельи», было довольно благоприятно для истерзанного Кампанеллы. Мы уже упоминали, что условия его содержания были значительно смягчены, а о плодотворности творчества и говорить излишне: помимо «Города Солнца» фра Томмазо имел возможность для написания иных, не столь провокационных трудов, чем он незамедлительно и воспользовался. Первым в ряду произведений этого недолгого периода заслуженно стоит большой политический трактат «Об Испанской монархии», который некоторыми исследователями, не придерживающимися социалистического или богословского толка, как раз и считается интереснейшим и ценнейшим наследием Кампанеллы. На русский язык трактат до сих пор не переведен, особым вниманием наших исследователей откровенно не пользовался, поэтому весьма интересно будет представить читателям новую, неведомую ипостась Кампанеллы, как трезво мыслящего политика, порой даже макиавеллистического типа, ненавистного ему самому.

Чтение трактата по сравнению с другими произведениями фра Томмазо – тем же «Городом Солнца»