Человечье сердце - Олег Николаевич Верещагин

— Бог? — быстро и удивлённо спросил Тимофеев. Сашка неожиданно улыбнулся:

— Да. Говорю же, он был сумасшедший. Он на Сторкаде рассорился со всеми, даже со своим Родом, потому что искал живых богов, а это — ересь. Его приговорили к смерти — сам Император — а он бежал… У него я жил дольше, чем у всех остальных, и он почти отучил меня от мысли, что я раб. Вообще он был неплохой — для меня. Учил меня… разному. Говорил, что, когда он найдёт всех семерых главных богов и откроет их родину, то наступит Время Полёта. Ну, вроде как рай для всей Вселенной… Я понимал, что у него и у всей его команды не в порядке с головой, но подыгрывал им… Я уже был очень хитрый и скрытный, другим раб быть не может, если не хочет стать просто животным. Я не хотел. Но "Танелорн"… — "как-как?!" — удивлённо переспросил Янсен, — …так назывался корабль сторков… уничтожили триании, когда кен ло Артан забрался в их зону — искал какие-то важные артефакты. Я спасся в шлюпке… точней — меня спасли силой, я хотел остаться и умереть. Серьёзно, не шучу. Просто из благодарности, потому что сторки относились ко мне хорошо… и из страха остаться одному. Это было почти на самой границе владений дайрисов, шлюпка приземлилась на Кмриямме…

— Тоже не слышал, — покачал головой Тимофеев.

— Вообще это колония трианий, но полузаброшенная, они там почти не бывают, есть только один космодром, а туземцы — достаточно отсталые… Я не помню точно, сколько там пробыл. У меня были два бластера, я потихоньку пробирался к космодрому, а по пути грабил туземцев. Отбирал еду. Убивал редко, только если сопротивлялись… В конце концов они меня схватили, устроили целую облаву. Я сейчас понимаю, что они просто были очень испуганы — никогда не видели такое чудище, как я, да ещё и нападающее на них… Но тогда мне было не до этого, если честно. Сперва они меня долго били. Целым селением. Я думал, что забьют насмерть и даже обрадовался. Но в конце они мне сломали руки и ноги и выбросили на отвал породы — недалеко от космодрома. То ли почему-то испугались убить совсем, то ли наоборот — хотели, чтобы я мучился как можно дольше… Почти мёртвого меня там подобрал Дэайт Драйа.

— Джангри, у которого вы…

— Да, он… Меня вылечили, и с тех пор я летаю с ним. Я ещё многому научился. Я очень хороший механик и техник. И ещё знаю шесть языков, для торговли это очень полезно. И хорошо стреляю… это тоже небесполезное умение.

Сашка замолчал с видом даже слегка растерянным — кажется, он не знал, что говорить ещё и сам удивился, какой короткой и нескладной была его прошла жизнь. Янсен тихо пощёлкивал клавишами компьютера. Тимофеев помолчал и, видя, что мальчик больше ничего не говорит, дружелюбно предложил:

— Мы можем начать оформление прямо сейчас. Это какие-то пять минут, — Сашка сел прямо. — Но… знаешь что? — теперь и он назвал Сашку на "ты". — У нас на Земле большие семьи. Они редко живут все вместе, но о родстве мы помним крепко. Почти наверняка у тебя есть какая-то родня.

— Родня? — Сашка, это было видно, не сразу понял смысл слова, видно, раньше ему не доводилось его произносить на русском. — А. Я понял… и что?

— Ты мог бы прилететь на Землю, где тебя кто-то, да ждёт, — пояснил Тимофеев. — Я понимаю, что ты ничего не помнишь. Но на самом деле это ошибка. Дело в том, что люди никогда ничего не забывают. Наша память хранит всё, что мы когда-либо видели, слышали, ощущали. И всё это можно "достать". Извлечь воспоминания можно с помощью гипноза.

Лицо Сашки окаменело. Глаза стали недоверчивыми и холодными:

— Нет, — отрезал он. Майор (ему показалось, что послышался сухой металлический щелчок замков — мальчик, сидевший через стол, как будто превратился в сейф с захлопнувшимися дверями) пожал плечами:

— Решать тебе. Неволить не станет никто.

Недоверие из глаз мальчишки не ушло.

— Я подумаю о возвращении и, если решу, приду снова, — сказал Сашка, вставая. В его движениях, в позе, во взгляде — во всём была настороженная готовность драться, мгновенно и насмерть. Но его никто не держал. Никто даже ничего не говорил…

… - Каков… — сердито процедил Янсен, глядя в закрывшуюся дверь. Тимофеев спросил негромко, глядя туда же:

— А чего ты от него требуешь? Ты что, не понимаешь — этот мальчик не землянин? В нём от землянина остались только внешность — и капелька души. Совсем капелька.

— Осталась ли? — Янсен раздражённо закрыл файл. Тимофеев улыбнулся:

— Иначе он не пришёл бы сюда, лейтенант. И мы не можем его оттолкнуть.

— Возможно, вы правы… — протянул Янсен неуверенно.

— Я прав, — майор с шипением налил себе из большого синевато-серебристого гранёного сифона запузырившуюся в стакане минералку. — Ты знаешь, сколько за время войны пропало без вести детей, которым не исполнилось ещё двенадцати лет? Порядка ста семидесяти тысяч, мы пока что точно не можем подсчитать. Большинство из них, я думаю, погибли. Но сколько живут ещё вот так, как этот парнишка? Тысячи? Десятки тысяч, может быть? Где они? Каково им? Я пошёл работать в Комиссию, потому что не могу не думать об этом, Фолька.

— А я — потому что мы победители. И потому что я хочу воплощать собой силу Земли, — Янсен сказал напыщенные слова, даже глупые. Но прозвучали они не напыщенно и не глупо.

Он хотел ещё что-то сказать — но дверь открылась снова, пропуская следующего посетителя…

* * *

Едва выйдя за ворота, Сашка на миг ощутил неистовое желание — повернуться и бежать бегом обратно к зданию миссии, требовать, просить, чтобы ему провели сеанс гипноза; пять минут бега, протяни руку — и твои воспоминания снова с тобой, и с тобой — та женщина, от которой он помнил только руки и которую иногда видел во сне, а потом, проснувшись, мгновенно и обидно забывал… вдруг она жива?! Вдруг жива… мама?!

Он отчаянно замотал головой, забыв, где находится. Нет! И сразу после этого слова пришёл страх…

…Сколько он помнил себя — он всё время жил рядом со страхами и нёс их в себе. Бесчисленные и самые разные, не отпускавшие почти никогда даже во сне. Страхи были частью его бытия, такой