Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860–1920-е годы - Михаил Иванович Вострышев

не могло привидиться случившееся несколькими месяцами позже, когда главный советский эксперт по атеизму и юриспруденции, бывший полуграмотный прапорщик Крыленко обвинил его, Мольвера, в том, что он написал свой доклад по уговору с патриархом Тихоном:

«Состоя на службе Советской власти и занимая ответственный пост помощника управляющего отделом Летучих рабочих ревизий и центрального Бюро жалоб рабоче-крестьянской инспекции и сочувствуя в то же время контрреволюционно настроенным правящим церковным кругам, получив от своего непосредственного начальства срочное поручение по обследованию по жалобе патриарха Тихона — он, Мольвер, в прямое нарушение своего служебного долга вошел в соглашение с указанными церковными кругами об совместных с ними действиях в целях достижения желательных для последних результатов по их жалобе».

Возмущенный поступком Мольвера ревтрибунал объявил привезенному из Таганской тюрьмы преступнику, что за пособничество останкам Сергия Радонежского и за другие подобные же прегрешения он приговорен к десяти годам концентрационного лагеря.

В лавре вскоре поселились электротехническая академия, курсы-школа, институт народного образования. Храмы, в которых запретили богослужения, превратили в музей. В Свято-Троицкой церкви открыто лежали святые мощи преподобного Сергия, а рядом в шапках курили и хихикали новые насельники главной российской обители — учащаяся молодежь. И здесь же, преклонив колени у поруганной святыни, безмолвно молились отшагавшие ради этого мига сотни верст российские богомольцы — хранители предвечных заветов.

Бог поругаем не бывает. Претерпели лютые гонения тысячи и тысячи верующих, претерпел и Павел Николаевич Мольвер. Но своим мученическим подвигом они доказали, что не угас в народе светильник веры, не могут воинствующие атеисты вытравить окончательно многовековую духовную основу русского общества.

И вновь теперь над гробницей радонежского игумена зажжена лампада, и вновь, как и в прошлые столетия, поют люди:

Мощи Твои, яко сосуд благодати полный,

Преизливающийся на всех, к ним притекающих.

По документам архива ФСБ РФ, следственное дело патриарха Тихона.

Но ведь девочка…

На суд над петроградским митрополитом Вениамином и его паствой, задуманный с целью расстрелять побольше православного народа за сопротивление изъятию из храмов весной 1922 года христианских святынь, вызвали очередного обвиняемого Маркина. Допрашивал его председатель народного суда Смирнов, а защищал адвокат Равич.

СМИРНОВ. Вы были 21 апреля около церкви?

МАРКИН. Нет, я пошел по делам, получил по доверенности деньги. Около ворот красноармеец арестовал девочку. Я по-товарищески попросил отпустить, а он арестовал меня, а ее отпустил.

Председатель ревтрибунала уже с первых слов обвиняемого понял суть незаконного деяния этого мелкобуржуазного типа: противодействие в аресте контрреволюционного элемента, в роли которого выступала малолетняя преступница, задержанная красноармейцем. А что она преступница не вызывало сомнения, так как в момент изъятия церковных ценностей находилась неподалеку от храма и, скорее всего, выражала свое неудовольствие происходящей выемкой так называемых святынь православия. Приговор мелкобуржуазному типу уже созрел в голове председателя революционного суда, и он был уверен, что никакие адвокатские каверзы защитника не изменят его.

РАВИЧ. Вы где служили?

МАРКИН. В Вологде, в ЧК.

РАВИЧ. Кем?

МАРКИН. Начальником отряда.

РАВИЧ. Боролись на фронте?

МАРКИН. Да.

РАВИЧ. Вы сами по религиозному убеждению человек верующий?

МАРКИН. Нет, совершенно неверующий.

РАВИЧ. С вами вместе сколько человек привели в милицию?

МАРКИН. Десять человек

РАВИЧ. Из них выпустили кого-нибудь?

МАРКИН. Да, председателя завкома.

РАВИЧ. Значит, один из тех, кто был арестован, был председателем завкома, который проводил у себя на заводе резолюцию за изъятие? Его тоже арестовали?

МАРКИН. Да.

РАВИЧ. Сколько времени вы сидели?

МАРКИН. Два месяца.

РАВИЧ. Толпа была, и беспорядки и насилия над комиссарами были, вы не знаете?

МАРКИН. Я не видел никаких беспорядков.

Слушая диалог обвиняемого с защитником, председатель ревтрибунала понял, что следователь, выпустивший на показательный открытый суд этого простосердечного чекиста, — дурак. Ведь в зале полно чекистов, они могут поверить словам своего коллеги и возмутятся строгим приговором. Одно дело — подвести к расстрелу бывшего помещика или, на худой конец, юнкера. Но совсем другое — приговорить к высшей мере наказания начальника боевого отряда рабочих и крестьян. Теперь придется выкручиваться, чтобы не провалить весь судебный процесс.

СМИРНОВ. Законно вы поступили, начальник отряда? Боролись с бандитами, четыре года прослужили в Красной Армии. Вы знаете, что такое красноармеец? Как нужно бороться, как защищать Советскую власть и поступать в том случае, если красноармеец должен арестовать преступницу?

МАРКИН. Я не стал бы препятствовать и не стал бы с ним бороться, но ведь девочка…

РАВИЧ. Вы были арестованы где? С той стороны улицы, где церковь?

МАРКИН. Около своего дома.

СМИРНОВ. Теперь я вас спрашиваю: законно вас арестовали?

МАРКИН. Законно, конечно.

СМИРНОВ. А вы улыбаетесь… Я должен обратить внимание трибунала, что обвиняемый считает свой арест законным.

Маркина пришлось освободить, засчитав ему за наказание уже отсиженный в тюрьме срок. Зато ревтрибунал отыгрался на тех обвиняемых, у кого не было славного чекистского прошлого, приговорив десятерых к расстрелу и еще около полусотни соотечественников к разным срокам лишения свободы.

По документам архива ФСБ РФ, следственное дело митрополита Вениамина (Казанского).

На основании устных директив

В 1877 году петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов приказал высечь политического заключенного Боголюбова. Полгода спустя за унижение своего революционного товарища отомстила Вера Засулич, смертельно ранив Трепова. Суд присяжных вынес убийце оправдательный приговор.

Полвека спустя, в 1922 году, председатель Совета народных комиссаров Ленин приказал высечь Русскую православную церковь и расстрелять как можно больше «реакционного духовенства». Присяжных уже не существовало, Государственное политическое управление (ГПУ) и другие карательные советские органы, к которым принадлежал и революционный суд, работали на основании устных директив из Кремля (преемники народных комиссаров — члены Политбюро и другие ответственные работники ЦК КПСС — широко использовали эту систему «устных директив», чтобы не нести в дальнейшем никакой ответственности за свои приказы).

Вмиг по всей стране началось провокационное изъятие из храмов церковных ценностей, что привело к расстрелу тысяч священнослужителей и мирян. Людей умерщвляли не тайком под покровом ночи, по личной инициативе какого-нибудь полусумасшедшего начальника отряда ГПУ, а в ходе открытого судебного разбирательства на основании советских законов. Правда, использовалась старинная русская пословица: «Закон, что дышло: куда повернешь, туда и вышло».

Подготовка к полному уничтожению православия в СССР началась еще в 1921 году, когда во время обрушившегося на страну голода начался усиленный сбор фискальных материалов на