О себе любимом - Питер Устинов

к Платону. Ему порекомендовали дать денег на больницу; в результате этого жеста, а также благодаря заступничеству Ольги он получил вюртембергское гражданство и дворянское звание и стал герром Плато фон Устинов.

Тем временем управляющий его имениями в России, тоже вюртембергский подданный, вернулся к себе на родину вместе с красавицей дочерью Марией. Платон женился на Марии и молодые отправились на медовый месяц в Италию.

Из этого брака ничего не вышло. Платон, к своему великому огорчению, обнаружил, что прелестная и с виду целомудренная Мария, несмотря на молодость, оказалась не девственницей. Она призналась, что у нее был бурный роман с двоюродным братом, соблазнившим ее в несовершеннолетнем возрасте.

Браку Платона пришел конец. Он не желал иметь ничего общего с Марией, но при своих взглядах не мог развестись с ней, ибо считал: человек не может расстроить союз, освященный Богом.

Что было дальше — неясно. Платон продолжал путешествовать, но отправил ли он Марию к отцу или же она путешествала с ним — неизвестно.

Он переезжал с места на место в поисках края, который пришелся бы ему по душе и подходил бы по климату для его слабого здоровья. Он проехал всю Италию, побывал на юге Франции и в Швейцарии, но нигде не мог осесть и пустить корни.

Его влекла к себе Святая Земля. Будучи человеком религиозным, он мечтал ступить на землю, по которой ходил Иисус Христос, и увидеть дорогие ему и такие знакомые по Писанию места. Мгновенно покоренный красотою пейзажа и истинно библейской атмосферой Палестины, он наконец-то почувствовал, что сможет здесь осесть.

Приобрел участок земли в Яффе, построил там дом и разбил сад. Дом был сооружен из белого мрамора, с большой верандой и бассейном с проточной водой. В саду были высажены пальмы и экзотические растения, цветущие кусты и душистые травы. Деревья и растения Платон выписал из разных ботанических садов, главным образом, по-моему, из Марселя.

Клоп всегда с ностальгией вспоминал этот сад, который ко времени его рождения, должно быть, превратился в прелестный тенистый оазис, полный попугаев и обезьян, которых держал Платон.

Под деревьями там всегда было сыро, пахло влажной нагретой землей, тмином, мятой и эвкалиптом.

Однажды на юге Франции мы отправились в гости, и сад при доме до того напомнил Клопу отцовский сад в Яффе, что он расчувствовался. Бедняжка Клоп — он так жалел, что я всего этого не видела.

Платон жил один, отказывая Марии в многократных просьбах о разводе. Бедная женщина, наверно, была доведена до полного отчаяния его упрямством.

Шли годы. Платон стал известной, уважаемой персоной в Яффе. Там жило много русских во главе с консулом, а также католические монахи, бенедиктинцы, с которыми Платон любил обсуждать античные скульптуры, надписи и медали, которые он в ту пору стал собирать; кроме того в Яффе была большая колония немцев, которые величали Платона Бароном. Была среди них некая маленькая фрау Халь, жена миссионера-протестанта в Африке. Наполовину португалка, наполовину абиссинка, она была женщина мудрая, с характером, мать многочисленного семейства. Платон с уважением относился к ней, восхищался ею и часто с ней советовался, но даже она не могла уговорить его дать Марии развод. А затем произошло следующее.

В округе было много воров и бандитов, и Платон всегда спал с револьвером под подушкой.

Однажды вечером, ложась в постель, он по обыкновению проверил оружие и обнаружил, что кто-то забил свинцом дуло. Платон поднял по тревоге всю прислугу и довольно скоро все выяснил.

Оказалось, что бандиты подкупили садовника, но тот, будучи человеком совестливым и отнюдь не преступником, тотчас сознался и всех выдал. На свет выплыл омерзительный заговор, задуманный с целью убить Платона, и во главе его стояла Мария.

Платон, ненавидевший скандалы, не дал распространиться слухам, но немедленно согласился на развод с Марией. В то время ему было около сорока лет.

Я не знаю, сколько тогда требовалось времени на развод, но даже если брак был аннулирован — а скорее всего так оно и было — сама процедура могла занять года два, а то и больше. Так или иначе, женился снова Платон Григорьевич в сорок восемь лет.

Как я уже говорила, он был очень дружен с фрау Халь, женой миссионера. Она сочувствовала Платону и очень помогала, и он проводил в ее обществе много времени. В 1888 году ее старшая дочь Магдалена стала женой Платона. Это была красивая девушка лет двадцати, с большими миндалевидными янтарно-карими глазами, тонким лицом и густой копной каштановых волос. Не знаю, как это случилось, но обручились они в Венеции, когда стояли на крыше собора святого Марка и любовались открывающимся оттуда видом.

На сей раз брак оказался удачным. Магдалена была воспитана своей мудрой матерью в строгости и верности религиозным канонам.

Об ее отце я мало что знаю. Это был сильный духом, молчаливый человек, не слишком распространявшийся о себе. Он вообще всегда держался в тени.

Через четыре года после женитьбы Платона на Магдалене, в 1892 году, у них родился первый ребенок, мальчик. Это был Клоп. Его окрестили и нарекли Ионой. И Платон и его жена, оба люди крайне религиозные, хорошо знавшие Библию, считали имя Иона наиболее подходящим для мальчика, родившегося в Яффе — месте, где Господь велел рыбе выбросить на берег пророка после трехдневного пребывания у нее в животе.

Этот жест эрудитов-родителей был раскритикован возмущенным Ююпом, когда он пошел в школу и соученики стали дразнить его за необычное имя. Это он не мог простить родителям. Он так ненавидел свое имя, что когда мы поженились и я прозвала его Клоп, он чуть ли не с радостной благодарностью принял это прозвище, и оно навсегда прилипло к нему.

Его появление на свет было великим событием для родителей, которые уже почти отчаялись иметь детей.

Ребенок родился маленький и хрупкий, что было предметом большой тревоги родителей. Когда ему было всего два-три месяца, он чуть не умер от инфлуэнцы. Потом он перенес несколько приступов малярии.С каждой болезнью любовь родителей к мальчику все возрастала, и он — что неудивительно — постепенно превращался в маленького тирана, которому ни в чем не было отказа.

Магдалена рассказывала мне, что кормила Клопа грудью до двух лет и даже больше. Стоило мальчику увидеть ее у кровати или у дивана, он властным жестом приказывал ей лечь, что она беспрекословно выполняла, затем залезал к ней под бок и насыщался. Так продолжалось бы до бесконечности, если бы она не стала носить второго ребенка.