Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Один раз мы долго ждали папу, а он все не шел; оказалось, что была облава, и его поймали, и опять бедный папа сидел. Не проходило месяца, чтобы папу не посадили в Вечека или в Бутырку. Нам советовали уехать в заграницу, но мы все надеялись, что придет какой-нибудь спаситель в лице Колчака или Деникина; но ни тот, ни другой не доходили до Москвы, и мы все только ждали да ждали.

В гимназию я перестала ходить, потому что было много всяких болезней. Москва опустошалась, все деревянные дома и заборы были растащены гражданами. За Москвой есть большой лес Сокольники, то есть я не знаю, если он еще остался, потому что все, кто мог, отвозили домой дрова, и Сокольники редели. Дров не было и нельзя было нигде купить. Открывались кооперативы, но везде было написано, напр<имер>, «Муки нет и неизвестно, когда будет», и так было все. Выдавали пайки ужасного хлеба. Выдавали гнилую и мороженую картошку. Пути сообщения были плохи, и люди в поездах замерзали. Кого считали контрреволюционером, того расстреливали в Вечека. Ужасам не было конца. В Кремле засело правительство, и туда ходить не позволяли. На площадях ставили деревянные памятники Ленина, Троцкого и др. На Театральной площади выкрасили деревья в синий цвет.

Провизию очень трудно было купить, скорее можно было переменять на вещи. Все гимназии перемешались вместе, то есть мужские были соединены с женскими. Улицы были пустынны; магазины закрыты; крыши проваливались под снегом. Последние вещи изнашивались, и есть было нечего.

Наконец мы решили ехать в Прагу. В 1920 году 21 марта мы выехали из Москвы и 14 мая были в Праге.

4 класс

Мальчик (род. 18.VIII.1907)

Мои воспоминания с 1917 года

В 1917 году к нам в город пришли красные. Как они пришли, я не помню. Дома говорили, что пришли большевики и что они будут расстреливать всех «буржуев». Постоянно слышавшиеся звуки выстрелов как бы подтверждали то, что говорили старшие. Я очень боялся выходить на улицу, но любопытство пересилило меня, и я мигом очутился за воротами. Первое, что я увидел, это был грузовик, а на нем пулемет и «красногвардейцы». Они что-то кричали и стреляли в воздух. Так они ездили дней пять и все время стреляли. Потом я ничего особенного не помню.

Наконец опять послышался треск выстрелов, и в город вошли петлюровцы. Я думал тогда, что это будут люди какие-то особенные, но оказалось, что они были точь-в-точь такие же, как и красные. Появились новые деньги. Но им не долго пришлось быть у нас. Через некоторое время город опять был в руках красных. Да, я забыл, ведь с украинцами пришли немцы. Это было очень интересно, как они не понимали по-русски и им приходилось говорить по-немецки. Я, конечно, по-немецки говорить не умел и поэтому объяснялся мимикой. Но в конце концов опять пришли красные. Я поступил в клуб или в детский сад, я точно не знаю. Там мы ничего не делали, только играли в разные игры. Потом пришли белые, но они долго не продержались и вынуждены были оставить город. С ними уехал мой брат.

После ухода белых красные пришли и решили, очевидно, остаться здесь надолго. Они приехали к нам на автомобиле и реквизировали много мебели: письменный стол, рояль, стулья и простой стол. С приходом большевиков стали подниматься цены на хлеб и вообще на продукты. Но все были рады, что хоть прекратилась стрельба и беспорядки. Но вот однажды на улицах были вывешены объявления, что в 4 часа дня будет учебная стрельба из орудий и чтобы жители не тревожились. В четыре часа действительно были слышны выстрелы из орудий. Но удивительно, что снаряды попадали в бараки, где находились красноармейцы. Потом послышались пулеметные выстрелы, и в город, к удивлению и ужасу комиссаров, ничего не подозревавших, въехали на тачанках махновцы. Они жестоко расправились с красными, награбили, сожгли мосты и уехали.

Оттого, что большевики брали очень большую разверстку и был неурожай, наступил голод. Мой брат и папа прислали нам визу, и мы уехали в Чехословакию. Я все-таки рад, что уехал от голода и большевиков.

Мальчик (род. 5.VIII.1909)

Мои воспоминания с 1917 года

В начале 1917 года я был в Москве. К этому времени относится Февральская революция. Мне было тогда всего 9 лет, и я помню вообще все это время очень смутно. Но именно этот день мне до сих пор очень хорошо помнится.

Мы жили тогда в самом центре города, а самое движение среди рабочих началось с окраин, с разных фабрик и заводов. Я помню, что я в это время шел куда-то через бульвар. Вдруг я услышал звуки оркестра. Я побежал к тому месту. Вдали показалась громадная процессия. Они направились, по-видимому, к Красной площади. Это были рабочие. Казалось, им конца не будет. Действительно, насколько я помню, они проходили по крайней мере часа два. Тут же, это я запомнил очень хорошо, толпа ломилась в магазин. По-видимому, там был городовой. Но, за исключением этих маленьких эксцессов, Февральская революция прошла очень спокойно. Весь день по улицам шли манифестации с песнями. После этого я учился в школе до 1918 года. Но я забыл упомянуть, что в октябре произошла еще одна революция. Но эта революция сильно отличалась от первой революции. Целый день по улицам перестреливались. Некоторые дома были совершенно разрушены. На другой день стало известно, что победила рабочая партия. Я не могу вдаваться тут в подробности, потому что я все это время очень смутно помню.

В ноябре 1919 года в Москве был большой голод. Поэтому нам пришлось уехать в те местности, где не было такого голода. Мы и поехали в один маленький городок на Урале, Стерлитамак. Населен он преимущественно башкирами. Но в нем я пробыл 1 1/2 года, так как нам представилась возможность ехать в Ригу. Рига тогда уже стала столицей самостоятельного государства Латвии. С большим трудом, доехав в 3 месяца то, что раньше проезжали в 3 дня, добрались мы до Риги. Рига совсем преобразилась с того времени, как я оставил ее. Два моста были разрушены, окрестности были изрыты окопами. Но в отличие <от> того, как это было в России, здесь все поправлялось. Рига очень красивый город. Она отстоит в 14 километрах от моря, но Двина в этом месте так широка, что свободно пропускает почти все корабли. Но