Федор Ушаков. Адмирал святого русского воинства - Коллектив авторов

– не счесть: вся блокада, и во всех рассылках, и во всех местах, и все успехи производимые деланы все одними моими только судами, а из турецкой эскадры, кого не посылаю, пройдет только час-другой и тотчас назад идет; когда велю, где крейсеровать и не приходить назад к нам, то, отошед, остановятся и дремлют во все время без осмотрительностей, а за всем тем открыто уже мне напоследок стали говорить без всякого размышления и не смысля ни о чем, для чего мы стоим и ничего не делаем. Я измучил уже бессменно всех моих людей в разных местах, но они этого отнюдь не разумеют и ничего не понимают и слышал, что многие хотели писать на Кадыр-бея жалобу, ни о чем однако не исполняя его приказания, как бы надлежало. Али-паша злобится на нас, вымышлял и распушал везде по всему свету всякие нелепости, на всем албанском берегу распространил неприличные переговоры даже в отдельные края и в Константинополь.

Я всему этому смеялся и презирал и ожидал соединения эскадры, а между тем устроил еще одну батарею важнейшую, и словом сказать – прилежнейшие наши служители, от ревности и рвения своего, желая угождать мне и оказать деятельность свою и храбрость, на батареях в работу и во всех бдительностях в дождь, в мокроту и в слякоть, обморанные в грязи, все терпеливо сносили и с великой ревностию старались обо всем рачительно и все перенесли; и напоследок по соединении эскадры успели во взятии Корфу.

Вот, милостивый государь, откудова происходят обо мне неприличные известия и несоответственные моему характеру, притом есть еще другое: в островах собрано было несколько много денег, считающихся призовыми, и об этом думают, что интересуюсь этими деньгами, но начисто все до копейки, что, когда, откудова входят призовые деньги или что-либо другое, экзаменуется учрежденной комиссиею и записывается в книгу в приход; из этих денег до тысячи капотов купил я на солдат, на батареях бывших, ценою каждый по 11-ти и по 15-ти пиастров, до двух тысяч кож белых и черных и несколько подошвенных купил на обосевших людей, в самой крайности бывших, пять тысяч заплатил албанцам, в найме здесь бывшим, остатки все издержал на такие же надобности.

Противу чести моей ни все сокровища в свете меня не обольстят, и я их не желаю и не ищу; от моего малолетства верен государю и отечеству, один рубль, от монаршей руки полученный, почитаю превосходнейшим всякой драгоценности неправильно получаемой. Господин Авримиоти, о котором ваше превосходительство уже много писать изволили, показывал себя великим, всякий раз требует большого и невозможного, а малым и умеренным доволен быть не может.

Ко всякому слову напоминает великие и важные свои заслуги, при министерстве им оказавшие, всегда упоминает почти ко всякому слову о великих милостях к нему и о расположении светлейшего князя Безбородки, Кочубея и вас, и что он обо всем и всегда описывает в Петербург, что случилось и реляцию о моих делах наморал, не знав ничего, совсем противоречащую делам, какие были, после мне признался, и, хотя себя поправить, еще хуже писал.

Для меня все это ничего не значит, и я готов бы ему угодить, а особо от искренности почитаю вас, если бы он просил соответственного, а малым, я думаю, больше его обижу, потому от него отговариваюсь, напоследок по этим обстоятельствам и он может быть вздумает что-нибудь марать несправедливое, я, будучи чист во всех моих делах, всем позволяю, кто что хочет. Бог мне помощник и никто мне зла сотворить не может, и я вместо всего всех таковых людей презираю и не беспокоюсь, о чем в предупреждение вас, милостивый государь, сим и уведомляю.

Федор Ушаков

Письмо Ф.Ф. Ушакова В.С. Томаре об интригах и враждебных замыслах Али-паши Янинского и необходимости предупреждения об этом турецкого правительства с целью предотвращения нежелательных последствий – 5 марта 1799 года

Об Али-паше, обо всех его к нам неприятностях я многократно уже вашему превосходительству объяснялся; он запретил албанцам своим, которые здесь находились, чтобы из острова Корфу без повеления его не выходили, и узнал я, что он писал к Блистательной Порте, будто бы он с нами уговорился во всем быть участником и в части, чтобы и войска его в Корфу оставить с нашими такое же число, сколько наших будет от меня и от Кадыр-бея, чего никак быть не может и нельзя; жители здешние никак их не терпят, потому что они наносят крайнее им разорение и обиды, и драки беспрерывные, и смертоубийство, которых никак держать нельзя; я опасаюсь, чтобы он несправедливыми своими донесениями не успел при Блистательной Порте Оттоманской в своих желаниях; он, не имевши никакого дела, кроме как приуготовляет себя укреплениями, и, почесть можно, с худым намерением, а я занят беспрерывно множеством дел от усердия и ревности к службе обоим государям нашим императорам и не могу успеть так скоро писать, как он; ежели на его письма последует решение от Блистательной Порты, я никак не могу приступить к исполнению, пока не получу ответ на сие мое представление; я уже объяснился вашему превосходительству: крепости Корфу взяты нами, большой частию русскими кораблями, и сдача от французов, и просьба их письмом последовала прямо на имя мое, потому что все сильнейшее действие, чем наведен страх крепостям и гарнизону, последовало чрез мою эскадру, равно как и на берегу, батареи устроены все начисто одними моими людьми, хотя при действиях на них находились общо, но всегда всякая работа, труды и неусыпность делались нашими одними людьми; за всем тем сдачу крепостей не принял я один на себя, как французы желали; для утверждения всегдашней нашей дружбы с командующим эскадрою Блистательной Порты включил я его во всем полным товариществом вместе.

С ним одним я и счет иметь буду, флаги на крепостях мы подняли оба вместе. Следовательно, и останутся сии крепости на том же самом основании, как учреждены нами и прочие острова безо всяких других товарищей; Али-паша мучил нас во все время обманчивыми переписками в проволочку, весьма долгое время отвлекал нас обманчивостию своею и препятствиями от вспоможения других, мы всячески хотели с ним согласиться, но, кроме обмана, от него ничего не произошло; он, надеясь, что успел уже оными, и торжествовал против нас своею гордостию, отказался формально нам помогать; на учтивое мое к нему письмо о просьбе присылки его сына и войск отвечал, что на каком основании он себя располагает во взятии Корфу, – писал к Кадыр-бею и Махмут-эфендию, что