Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

class="p1">Похожий алгоритм действовал и в ракетостроении. Создав свою знаменитую «семёрку» (Р-7) как эффективное средство доставки ядерного заряда на другой континент, Сергей Королёв получил добро от ЦК и Совмина на воплощение космических программ. Но каждая из них, по крайней мере поначалу, обязательно несла некоторую военную проработку. Есть легенда, что окончательным аргументом для Хрущева дать отмашку на запуск спутника стал «фокус» Королёва. Демонстрируя в Кремле Никите Сергеевичу модель ракеты-носителя с круглым «набалдашником», Сергей Павлович жестом фокусника вдруг отвинтил кругляш спутника и поставил на его место такую же по размеру «шапочку» боеголовки. Национальный престиж и приоритет к этому, как говорится, прикладывался.

Что касается атомной энергетики, то там никаких «фокусов» и не требовалось: во-первых, нужны были «ядерные сердца» для подлодок и другой военной техники, во-вторых, страна нуждалась в резком росте генерации электроэнергии для промышленного развития.

И там и там были необходимы особые атомные «котлы» – отличные от тех, что нарабатывали оружейный плутоний или высокообогащенный уран.

В ноябре 1949 года на заседании Спецкомитета было принято следующее решение: «В целях изыскания возможностей использования атомной энергии в мирных целях (возможности разработки проектов силовых установок и двигателей с применением атомной энергии) поручить тт. Курчатову, Александрову, Доллежалю, Бочвару, Завенягину, Первухину и Емельянову рассмотреть вопрос о возможных направлениях научно-исследовательских работ в этой области и свои соображения в месячный срок доложить Специальному комитету» [26. Т. 76, С. 355].

Кстати, не все атомщики эту цель вначале восприняли как адекватную. Например, начальник теоретического сектора Лаборатории № 2 Савелий Фейнберг в ноябре 1949 года написал «записку», а фактически целое исследование «Атомная энергия для промышленных целей». В этой работе он, просчитав с точки зрения эффективности затрат разные модели использования специально созданных для выработки полезной энергии атомных реакторов, сделал вывод, что строительство АЭС экономически нецелесообразно. А электроэнергию надо научиться получать на промышленных «военных» реакторах. Впоследствии, став одним из разработчиков АЭС, Савелий Моисеевич пересмотрел свою позицию.

В декабре 1949‐го И.В Курчатов и Б.С. Поздняков (ученый секретарь научно-технического совета ПГУ) в записке «Использование тепла для энергосиловых установок» доложили свои соображения. Примечательно, что Курчатов, как человек государственного мышления, сразу оговаривал, что, если даже удастся сделать добычу урана массовой и дешевой, а также повысить эффективность его использования в реакторе, стоимость киловатт-часа «атомной» электроэнергии поначалу будет дороже привычной генерации на ТЭС.

При этом Игорь Васильевич убедительно призывал оценивать целесообразность атомной энергетики в перспективе, учитывая особенности огромной державы. Например, для того, чтобы обеспечить энергией регионы, далекие от месторождений угля и нефти, – без необходимости постоянного сезонного завоза топлива или создания огромных хранилищ. Чтобы создать подземные – резервные традиционным – энергоисточники без торчащих в небо труб и копоти. Приводил он и важное «дополнительное» соображение: АЭС могут работать в двойном режиме: выдавая в сеть энергию и накапливая плутоний, при необходимости полностью переключаясь на вторую задачу. Кроме того, при создании атомных электростанций можно отработать применение ядерной энергии для других отраслей хозяйства: на промышленных военных реакторах не очень-то поэкспериментируешь. Следовал и последний «убойный» довод: американцы уже начали этим заниматься. «А кто знает, как это делают ребята, которые под нами ходят вниз головой?» – с шутливой образностью вопрошал в разговорах Курчатов.

Сталин без промедления дал «добро» на эту важную «подпрограмму», и работа закрутилась. Славский практически с самого начала через «Бороду» и Ванникова был в курсе этих планов, а став замминистра, начал непосредственно их реализовать.

Рассматривали несколько вариантов будущего реактора, предложенного разными коллективами ученых. Например, «инновационный» – с газовым или жидкометаллическим охлаждением и замедлителями из окиси бериллия и графита, разрабатываемый в Институте физических проблем и прозванный «шариком» за свою эскизную форму. Другой вариант – уран-графитовый с газовым охлаждением. Наконец, третий вариант – уже отработанный и знакомый уран-графитовый «котел» с водяным охлаждением. Был поначалу предложен и совсем «пионерный» вариант реактора на быстрых нейтронах с жидкометаллическим охлаждением. Но время бридеров (английский термин breeder – «размножитель» ядерного топлива) еще не пришло – и его почти сразу отмели. По первоначальной задумке ученых на общую паровую турбину должны были по очереди работать три разных реактора.

Критериями выбора, кроме КПД, были доступность «горючего», стоимость и сроки создания реактора. Немудрено, что победил третий вариант, причем на основе уже собранной реакторной установки для подлодок, оказавшейся слишком громоздкой для этой цели. Смелую идею реакторного «триумвирата» отбросили как избыточную – важно было стать первыми в энергетической гонке.

На совещании у Бориса Ванникова 11 февраля 1950 года было принято окончательное решение: строить в Обнинске «экспериментальную установку полупромышленного типа (установка АМ) мощностью по тепловыделению в 30 тыс. кВт и 5 тыс. кВт по паровой турбине, использующую обогащенный до 3–5 % уран в количестве 300 кг для реактора с графитовым замедлителем и водяным охлаждением».

Аббревиатура «АМ», которую с позже окрестили «Атом Мирный», на самом деле расшифровывалась как «Атом Морской». Что подчеркивает военную родословную атомной энергетики.

По предварительным расчетам, чтобы «закрутить» турбогенератор в 5 мегаватт электрической мощности, нужно сделать атомный «котел», который будет выдавать 30 тысяч киловатт мощности тепловой – достаточной для производства пара в 200 градусов и давлением 12 атмосфер. Проект первой АЭС разрабатывал проектный институт ГСПИ-12, научным руководителем проекта был назначен И.В. Курчатов, главным конструктором реактора – Н.А. Доллежаль. Ключевую роль кроме Лаборатории № 2 (будущего Курчатовского института) играла, разумеется, и Лаборатория «В» (будущий ФЭИ им. Лейпунского), на чьей территории развернулась стройка. Там ответственными по сооружению первой АЭС назначили директора лаборатории Дмитрия Блохинцева – за науку, полковника НКВД Петра Захарова – за стройку.

Здание АЭС в Обнинске. 1950‐е гг.

[Центральный архив корпорации «Росатом»]

Крохотный поселок на севере Калужской области, окруженный лесами, был выбран неслучайно: секретная стройка всего в ста километрах от столицы и в семидесяти от промышленной Калуги – это было удобно. Стоявшую здесь испокон веков, но почти опустевшую деревню Пяткино одним махом перенесли вместе с оставшимися жителями на другую сторону Протвы, а на реке начали возводить плотину и береговую насосную станцию. Забор, стоявший вокруг Лаборатории «В», вырос в длину и высоту, ощетинившись «колючкой» и КПП со сторожевыми автоматчиками.

Первый ковш земли на стройплощадке экскаватор поднял в сентябре 1951‐го, а в конце марта 1952‐го в фундамент реактора залили первый бетон. Тогда же велось активное строительство подземной части атомной электростанции, а монтаж самого реактора, турбины и другого оборудования стартовал в октябре 1953‐го.

Быстро росли вверх из котлована железобетонные стены с каналами для электрокабелей и вентиляции. Параллельно строился жилой поселок с каменными зданиями, соцкультбытом, прокладывались основательные дороги. Как и на строительстве завода № 817 работали и гражданские и военные строители и заключенные. Последние проходили особо тщательный отбор.

Так же как при сооружении первого