Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова

В заговоре участвовали многие высшие офицеры на Западе, начиная с главнокомандующего Западным фронтом фельдмаршала Ханса фон Клюге и военного губернатора Франции генерала Хейнриха фон Штюльпнагеля. В 6.30 пополудни 20 июля генерал Бек позвонил последнему с Бендлерштрассе: «Вы с нами?» — «Конечно!» — ответил тот, и через несколько часов, без единого выстрела, 1200 важнейших руководителей из СС и гестапо во главе с представителем Гиммлера во Франции, группенфюрером СС Карлом Альбрехтом Обергом[782], были взяты под стражу. Но когда позже той ночью — к этому времени уже стало известно, что Гитлер жив и что путч в Берлине проваливается, — окружение Клюге стало настаивать, чтобы он действовал дальше на свой страх и риск и заключил перемирие с союзниками, он струсил и приказал освободить эсэсовцев. К полуночи путч кончился и в Париже. Вскоре Штюльпнагеля вызвали в Берлин. Зная, что его там ожидает, когда его автомобиль проезжал через Верден (где он сражался в Первую мировую войну), Штюльпнагель приказал шоферу остановиться, чтобы он мог «размять ноги». Вдруг шофер услышал выстрел, бросился на звук и увидел своего генерала с пистолетом в руке, ослепленного, но все еще живого. Невзирая на ранение, Штюльпнагеля заставили предстать перед Народным судом. 30 августа 1944 г. его повесили вместе с несколькими другими членами «западной группы». Их судьбу предстояло разделить еще многим.

Фельдмаршал Роммель, долгое время один из любимых генералов Гитлера, неоднократно подвергался зондажу со стороны заговорщиков и, несомненно, сочувствовал их целям, но так и не дал согласие участвовать. Однако после высадки союзников в Нормандии он отправил Гитлеру ультиматум с требованием немедленно прекратить войну на Западе, с тем чтобы все силы сосредоточить на защите от наступающей Красной армии. Через два дня, когда он возвращался с нормандского фронта, его автомобиль обстреляли самолеты союзников и он получил тяжелое ранение. Пока он выздоравливал, выявились его контакты с заговорщиками. 14 октября он, в свою очередь, получил ультиматум: покончить с собой или ожидать ареста и суда вместе с семьей. Роммель принял яд[783]. Ради соблюдения приличий Гитлер устроил ему торжественные похороны.

В Вене тоже все прошло гладко, но заговорщики продержались только двое суток. За это время все участники так раскрылись, что практически никто не избежал ареста.

В Вене, как и в Париже, захват всех учреждений военными прошел успешно. Но когда через несколько часов местное командование осознало, что план «Валькирия» — это прикрытие для свержения нацистского режима, они струсили и сдались эсэсовцам и гестапо.

В действительности, в противоположность тому, что думала Мисси, призывы заговорщиков к свержению режима не встретили положительного отклика нигде больше на территории Германии или в оккупированных немцами странах даже в рядах вооруженных сил.

Сегодня вечером Лоремари, Джорджи Паппенгейм, Тони Заурма и я собрались на ужин у Аги Фюрстенберг. Говяжья тушенка, даже виски — последние запасы Джорджи из Испании. Потом Тони отвез нас с Лоремари обратно в «Адлон». Благодаря своему ранению он все еще имеет право ездить на машине. Теперь без него никак не обойтись. Он всегда шутит, подбадривает, он такой надежный и мужественный. Как мало осталось таких, как он…

С самого момента ареста Адама я пыталась связаться с Хассо фон Эцдорфом, который, как я теперь узнала, рано примкнул к Сопротивлению. Вот почему он держался так осторожно, даже со мной. Я слышала, что он в городе, и надеялась, что он что-нибудь придумает. Несколько дней назад он проезжал мимо меня на машине по Курфюрстендам, остановился и вышел поздороваться со мной. Потом, взяв меня под руку, он провел меня через развалины на заднюю лестницу разбомбленного дома известного фотографа Вога[784]. Только там мы заговорили. Он подтвердил слух, что у Фрици Шуленбурга были списки участников и их будущих ролей. Безумие! Я сказала, как отчаянно я старалась с ним связаться и как я на него рассчитываю. Хуже всего то, ответил он, что не осталось никого на сколько-нибудь влиятельном посту, к кому можно было бы обратиться. Он все время осматривался и прекращал разговор при любом постороннем звуке. Он обещал навестить меня в ближайшие дни, но с тех пор от него ни звука.

КЕНИГСВАРТ. Суббота, 5 августа. Сегодня утром я села на ранний поезд в Кенигсварт, где предполагаю пробыть столько, сколько позволит мой отпуск по болезни.

Воскресенье, 6 августа. Приехал Ханзи Вильчек, проходящий военную подготовку неподалеку от Дрездена, он проведет с нами уик-энд. Его жена Зиги здесь все лето, она лечится вместе с Татьяной. Бóльшую часть времени мы лежим на солнышке на острове и говорим о 20 июля. Пауль Меттерних угощает нас своими лучшими винами, и Ханзи толстеет на глазах. К чаю во двор въехал огромный лимузин. Танхофер, верный мажордом и секретарь Пауля, забаррикадировал все двери. Мы были уверены, что это полиция. Татьяна пошла вниз их встретить, стараясь выглядеть беззаботно. Распахнулась дверь, и появилась Рени Стиннес, сестра Зиги. Она приехала на машине своего дружка. Он довольно симпатичный левантинец, торгует на черном рынке или что-то в этом роде. Рени выпила с нами чаю и рассказывала о Будапеште, куда она только что ездила обновить свой гардероб. По ее рассказам, это просто оазис.

Вторник, 8 августа. Во всех сегодняшних газетах извещение на первую полосу: фельдмаршал фон Вицлебен, генерал-лейтенант фон Хазе, генерал-полковник Хепнер, генерал-майор Штиф[785], граф Петер Йорк фон Вартенберг и другие — всего восемь человек[786] — вышвырнуты из армии и предстанут перед этим жутким Volksgericht [Народным судом]. Это явно означает, что их приговорят к смерти — или расстрелу, или повешению[787]. Обвиняются они в измене родине. Никто другой из знакомых нам арестованных не упоминается. Это дает нам крохотную надежду на то, что власти стараются не делать слишком большого скандала.

Уже 24 июля Мартин Борман[788] предупредил всех гауляйтеров, что Гитлер не желает, чтобы высказывания по поводу неудавшегося переворота превратились в тотальные гонения на весь офицерский корпус[789]. Следует изобразить покушение как изолированный акт, а не как широкий заговор. Со своей стороны, старшие генералы немедленно сделали все, чтобы предотвратить возможные нападки на вооруженные силы в целом. 4 августа специальный суд чести, возглавляемый весьма уважаемым фельдмаршалом Гердом фон Рундштедтом, лишил мундира всех военнослужащих, замешанных в заговоре, тем