История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Гаврииловна Печатнова

обязательным наличием земельного участка, клера, потеря последнего означала автоматическое исключение из числа полноправных граждан. А так как сама система спартанского землевладения, по-видимому, очень рано разрегулировалась, то результатом и было то, что за полтора века (с начала V до середины IV в.) количество спартиатов уменьшилось с 10 до 1 тысячи (Her. VII, 234, 2; Arist. Pol. II, 6, 11–12, 1270 a 30–33, 38). Уже Аристотель в «Политике» не только отметил факт олигантропии, но и интерпретировал его как результат спартанской системы землевладения и наследования (Arist. Pol. II, 6, 10–12, 1270 a 15–34).

Попытаемся восстановить примерную картину процесса обезземеливания спартиатов. Возможно, уже в течение V в. некоторые семьи в Спарте смогли получить больше земли, чем имели на это право. Таким образом, их интересы были поставлены выше интересов полиса, который был заинтересован в том, чтобы поддерживать определенное число «равных». Подобный процесс особенно должен был усилиться в конце Пелопоннесской войны, когда приток денежных богатств в Спарту с неизбежностью привел к возникновению крупных состояний, которые полис вряд ли мог эффективно контролировать. Принятый именно в данное время закон Эпитадея, разрешивший de facto куплю-продажу клеров, только узаконил, по-видимому, практику, имевшую место и ранее. Как неоднократно уже отмечалось, деньги и земля сосредоточились в одних и тех же руках[742]. Те спартиаты, которые сумели за время войны обогатиться, активно стали вкладывать свои деньги в землю, постепенно увеличивая свою недвижимую собственность. Через полтора века этот процесс привел к тому, что в Спарте осталось не более ста семей, владеющих землей (Plut. Agis. 5, 7; ср.: Arist. Pol. V, 6, 7, 1307 a 36). «Короче говоря, — подводит итог П. Кэртлидж, — если бы я мог выделить одну группу спартанцев, как главных виновников гибели Спарты, этой группой стали бы те немногочисленные богатые спартиаты, которыми, подобно Агесилаю, так восхищались Ксенофонт и Плутарх»[743].

Таким образом, несмотря на прокламируемое равенство, в Спарте быстро шел процесс размежевания гражданского коллектива на две новые формации: землевладельческую олигархию, члены которой продолжали именовать себя «равными», и лишенную земли и потому потерявшую основную базу своего гражданского равноправия массу рядовых общинников. Последних правящая корпорация вполне логично стала именовать гипомейонами.

Данный вывод вполне согласуется с тем критическим анализом спартанского государственного устройства, который дает Аристотель в «Политике». Как мы уже говорили, в источниках есть конкретные данные о спартанской олигантропии, но только Аристотель дал этому процессу убедительную интерпретацию. Вот что он пишет: «Оказалось, что одна часть граждан владеет собственностью очень больших размеров, другая — совсем ничтожной. Поэтому дело дошло до того, что земельная собственность находится в руках немногих… Вышло то, что хотя государство в состоянии прокормить 1500 всадников и 30 тыс. тяжеловооруженных воинов, их не набралось и тысячи» (II, 6, 1270 а 17–19, 30–32). Неудачи во внешней политике Спарты Аристотель также связывал с недостатками ее внутренней системы. По его мнению, основная причина катастрофы при Левктрах в 371 г. — дефицит спартанских граждан, а тот, в свою очередь, — результат спартанской системы землевладения. По этому поводу Аристотель замечает: «Одного вражеского удара государство не могло вынести и погибло именно из-за малолюдства» (Pol. II, 6, 12, 1270 а 34–35).

Большинство исследователей согласны с тем, что основную причину появления гипомейонов нужно искать в области экономики[744]. Однако в круг гипомейонов попадали не только «экономические неудачники». Основанием для понижения статуса могли быть, например, неудачи на каком-либо этапе воспитания. В целом же, судя по высказыванию Ксенофонта, любая физическая или моральная несостоятельность могла привести спартанца к исключению из числа равных (Lac. pol. 10, 7). По-видимому, присуждение к атимии (а в Спарте основной причиной атимии было проявление трусости во время сражения) означало автоматическое понижение статуса гражданина и превращение его в гипомейона. Так, во всяком случае, можно понять слова Плутарха, что спартанцы, участвовавшие в битве при Левктрах и проявившие трусость, согласно закону подлежали лишению гражданской чести, т. е. атимии (hJ ajtimiva). «Однако эфоры, — продолжает Плутарх, — видя, что город таким образом в момент крайней нужды в воинах потеряет своих мужчин, не знали, как избегнуть атимии и вместе с тем соблюсти законы» (Mor. 214 b). Как нам кажется, данный отрывок можно понять так, что присужденные к атимии больше не могли состоять в гражданском ополчении и, естественно, переставали быть участниками сисситий. Это полностью совпадает с нашими представлениями о статусе гипомейонов.

На внеэкономический источник пополнения рядов гипомейонов указывают Г. Шёманн, А. Тойнби, Г. Бузольт, М. Финли, П. Кэртлидж[745]. Важным представляется замечание П. Кэртлиджа, что люди, «потерпевшие фиаско в период воспитания» или не выбранные в сисситии, автоматически не годились для гоплитской службы и уже потому оказывались в рядах гипомейонов[746]. Однако слабым моментом в подобных рассуждениях является то, что внеэкономический фактор действовал всегда, а о гипомейонах мы слышим применительно к вполне определенному периоду спартанской истории.

Понятно, что люди, лишенные клера и тем самым потерявшие экономический базис своего гражданства, исключались из сисситий и гражданского ополчения. Вариант их дальнейшей судьбы нетрудно себе представить. Будучи воинами-профессионалами, они не умели и не хотели заниматься чем-либо иным. Вряд ли даже малая их часть шла в ремесло. Им, в любом случае, было бы не выдержать конкуренции с теми, для которых ремесло было наследственным делом. С другой стороны, в общественном сознании любая профессиональная деятельность, кроме военной, не пользовалась особым уважением и считалась монополией периеков и иностранцев[747]. Поэтому для гипомейонов, по крайней мере в первом поколении, занятие ремеслом должно было представляться делом неприемлемым[748]. Скорее можно думать, что часть их становилась наемниками, а другая часть использовалась для военно-полицейской службы внутри государства.

Н. И. Голубцова появление больших масс наемников связывает именно с фактом обезземеливания основной массы спартанских граждан. Она считает, что «расцвет наемничества относится… к началу IV в., когда из Спарты множество людей уходило в войска других государств. Это обстоятельство указывает на наличие большого количества спартиатов, потерявших свои земельные наделы и вынужденных добывать средства для существования вне Спарты»[749]. Таким образом, не будет большим преувеличением утверждать, что Спарта благодаря наличию в ней гипомейонов становится уже к началу IV в. крупнейшим экспортером наемников для всего греческого мира.

Гипомейоны, оставшиеся в Спарте, очевидно, использовались государством в административно-полицейском аппарате. Так, Кинадон[750], по словам Ксенофонта, неоднократно исполнял поручения эфоров и при этом пользовался услугами корпуса «всадников» (Xen. Hell. III, 3, 9). Его тайная полицейская деятельность изображается как регулярная. По-видимому, он был постоянным участником такого рода карательных отрядов, которые время от времени прочесывали